Александр Алехин. Судьба чемпиона

Дважды обошел Алехин вокруг Вацлавской намнести. Ровные спокойные строения центральной площади Праги невольно успокаивали его, воздух слегка морозного зимнего дня приятно освежал. Вдруг за стеклом одной из витрин магазина он увидел знакомую фотографию. «Опять», – подумал Алехин, и его невольно охватило чувство досады и зависти. Подойдя поближе, он увидел большой портрет Флора, водруженный над целой пирамидой ботинок фирмы «Батя». Огромный плакат перерезал наискось окно, крупные буквы призывали чехов: «Покупайте ботинки фирмы «Батя», именно нашу обувь носит Сало Флор». Всего час назад Алехин видел такой же рекламный призыв на окне магазина мужских сорочек, раньше он встречал такие же витрины с выставленными напоказ «флоровскими» тапочками, одеколоном, сигаретами, хотя Флор никогда в жизни не курил.

«Завидуешь, – упрекнул сам себя Алехин. – Ты же всю жизнь считал зависть чувством низменным, недостойным». Еще в юности Алехин выработал привычку периодически делать строгий и объективный анализ каждого своего поступка, давать оценку тем или иным качествам своего сложного и противоречивого характера. Во время таких проверок его внутреннее «я» раскрывалось, разбиралось на части и подвергалось внимательному осмотру, чистке, а если нужно, и «ремонту». Безжалостно определялись в эти минуты самые скрытые пороки; каждое действие получало беспристрастно строгую оценку. Сначала такие ревизии касались только шахматной стороны его существа, затем они стали принимать более широкий характер. Оценке стал подвергаться не только Алехин-шахматист, но и Алехин-человек.

– Посредством шахмат я воспитал свой характер, – любил повторять Алехин в разговорах с друзьями, в статьях и лекциях.

Выводы подобных самоанализов бывали порой совсем неожиданными и оригинальными, человеческие качества и пороки приобретали оценки, обратные общепризнанным. Взять такой вопрос: высокомерие – порок или качество, необходимое человеку? Обычно принято расценивать высокомерие как порок, Алехин же (по крайней мере для себя) пришел к обратному выводу. Если высокомерие порок, если от него нужно избавляться, чем же тогда можно оградить себя от назойливого любопытства и притворного участия людей, так и жаждущих покопаться в душе своего ближнего, разбередить в ней самые чувствительные раны? Что иное, как не высокомерие, дает надежный щит против ненависти конкурентов, помогает отражать уколы уязвленного самолюбия? Так же, как и честолюбие, это качество тоже необходимо человеку, стремящемуся достичь успеха в той или иной области. Оно подстегивает его, помогает подняться над людьми, завоевать популярность, славу.

В среде, где жил Алехин, высокомерие служило ему надежной защитой, и он не считал нужным избавляться от этого свойства характера, обычно порицаемого людьми. «Талантливый человек, тем более гений, всегда беспокоит окружающих, – рассуждал Алехин. – Он возмущает покой людей посредственных уже одним тем, что он – гений, а людям этого не хочется признавать. Если не отразить их выпадов высокомерием, не отгородиться именно этим панцирем от их презрительных усмешек, завистливых взглядов, ненависти, нельзя создать что-либо выдающееся в искусстве, возвыситься над людьми в любой области жестокого жизненного состязания. Сочетание огромного честолюбия и нарочитого высокомерия помогало Алехину выдерживать уколы обиженных людей, которых он обходил в жизни и в шахматах.

Совсем иное дело зависть. Ослепленный этим чувством, завистник обычно неверно оценивает события, теряет объективность, необходимую для того, чтобы верно разобраться в том или ином явлении. Зависть к человеку мешает правильно понять его, оценить его действия, налагает на мысли и решения печать преднамеренности, лишает беспристрастности, а порой и порядочности.

Да, он именно завидовал Флору; в этом Алехин убедился во время своего визита в Чехословакию зимой тридцать третьего года. Дело не только в шахматных успехах, хотя маленький Флор в те годы достиг выдающихся результатов. Рядовые победы в международных турнирах принесли ему широкую известность. Энергичный чешский гроссмейстер вдоль и поперек исколесил Европу, выступая в турнирах, сеансах, консультационных партиях. Его невозможно было обыграть – за два года он ни разу не произнес в турнирах слова «сдаюсь». «Непробиваемый Флорик» – именовали его шахматные ценители, и их восторга не могли умалить те, кто упрекал молодого гроссмейстера в сухости и осторожности.