Александр Беляев

Понятно, что в 1941 году ситуация была иной. И с немецким засильем боролись теперь не хулиганы-патриоты, громившие немецкие пивные и колбасные… Теперь власть сама взялась за дело и уже не колбасную лавку, а целую Республику немцев Поволжья прикрыла и всё население ее сослала в Сибирь и казахскую степь. Наверное, чтобы Гитлер к Волге не рвался… Посему всякая там отсебятина да советы на себя оборотиться категорически не поощрялись.

Свою крымскую статью 1915 года Беляев завершил так:

«Где-то вдалеке пиликает гармония и слышится русская песня.

Как странно звучит она на морском берегу!

Точно белая березка замешалась в роскошную субтропическую растительность юга!

Это поют солдаты, присланные на лечение. У них есть сад, есть и берег моря. Но скука и привычка тянут их „на завалинку“. Тесной толпой разместились они у душной и пыльной дороги. Поют, беседуют и провожают долгим задумчивым взглядом случайного прохожего. Какие серые измученные лица! Даже южное солнце не румянит их!

— Война…

Она накладывает отпечаток на все.

Курортная жизнь течет как-то скромнее, тише. Эту тишину могут всколыхнуть только газеты, и тогда видишь, как обманчив этот сонный темп жизни, как много тревог, забот и пережитых страданий таит он в себе!

— Галиция очищена нами, враг наступает на холмское и люблинское направление, — приносят газеты печальную весть, и она точно разрывает курортный муравейник.

— Боже мой, у меня муж-доктор стоял в Сокале. Успел ли уйти?

— Ах, а у меня процентные бумаги в каменец-подольском банке. Ведь это же совсем близко!

— А у меня брат…

— А у меня сын…

Молчит только худая дама с искривленной губой и волочащейся левой ногой. Она уже отдала войне свое богатство: два сына ее убиты. Горе разбило ее хилое тело, и теперь она здесь „на поправке“».

Холм, Люблин, Сокаль — это в Польше… А сейчас, в 1941 году, врагу сдают русские города… Но ныне скорбь и уныние недопустимы. Что бы ни случилось, что бы ни происходило на фронте и в тылу, нужно проявлять неиссякаемую бодрость духа и неколебимую веру в скорое торжество. И вот результат: Беляев явно хочет сказать что-то свое, не похожее на других, ищет какие-то собственные слова, а получаются — сплошные лозунги.

«Созидатели и разрушители

Труд — создает, война — разрушает.

Наше отечество — государство трудящихся. Мы — созидатели. И наша политика была политикой мира.

Нам навязали войну-разрушительницу. Что же? Будем „разрушать разрушителей“! Наша доблестная Красная Армия докажет вероломному врагу, что рабочие и крестьяне, из которых она состоит, умеют не только строить заводы и фабрики, но и разрушать „фабрики войны“.

Какие бы тяжелые испытания ни пришлось нам пережить, армия великого народа не сложит оружия, пока враг не будет отброшен и уничтожен» [380].

Никто еще не успел постичь масштабов катастрофы, и потому совершались поступки совершенно непостижимые. Фронт был далеко, а командование Ленинградского военного округа решило отличиться уже сейчас: 25 июня нанесло авиаудары по нейтральной Финляндии.