«Третье видение» расхолаживает после высокого напряжения второй картины. Мы снова попадаем в мир пошлости — только теперь это не грубая пошлость кабака, а утонченная пошлость светского салона. Автор играет приемом загадочных соответствий, довольно произвольных и искусственных. Так, семинаристу в кабачке, рассказывающему о танцовщице, — соответствует в салоне молодой человек Миша, в безукоризненном смокинге, восхищающийся босоножкой Серпантиной; пьяному Верлэну— глухой старик, жующий бисквиты, Гауптману— галантный кавалер, уводящий Незнакомку, и т. д. Хозяйка дома заявляет: «Наш прекрасный поэт прочтет нам свое прекрасное стихотворение и, надеюсь, опять о Прекрасной Даме?» Под именем Марии появляется Незнакомка. Поэт задумчиво на нее смотрит; делает несколько шагов по комнате. «По лицу его заметно, что он с мучительным усилием припоминает что-то… Мгновение кажется, что он вспомнил все… Незнакомка медлит в глубине у темной полуоткрытой занавеси окна… Поэт шатается от страшного напряжения. Но он все забыл. Незнакомка исчезает. За окном горит яркая звезда. Падает голубой снег».
Так кончается драма. Только экстазу и любви дано преображать мир, «узнавать» в случайной встречной «звезду первой величины». Но экстаз проходит: поэт все забыл, «в глазах его — пустота и мрак». Он смотрит на Марию и — не узнает.
Лирическая драма «Незнакомка» — не только одна из совершеннейших созданий Блока, но и шедевр романтического театра.
В ней символическими письменами начертана судьба автора. Та, что в годы юности являлась ему в образе Прекрасной Дамы, та, которая освещала его жизнь, как прекрасная голубая звезда, сорвалась со своей орбиты и упала на землю. И «падучая дева-звезда» захотела земных речей, земных объятий. Ее больше не удовлетворяет целомудренное благоговение рыцаря. И вот появляется «другой» и уводит «красотку». Свою личную трагедию поэт превратил в создание искусства. Но то, что было победой художника, переживалось им как падение человека; разве он не вынес на театральные подмостки свое истекающее кровью сердце, разве не разыграл перед публикой свою собственную драму? Вот что он пишет Е. П. Иванову 15 ноября 1906 г.: «…знаю, что перестаю быть человеком бездны и быстро превращаюсь в сочинителя. Знаю, что ломаюсь ежедневно. Знаю, что из картона. Но при этом: во-первых, не умею себе самому каяться в этом, думаю, что поздно каяться, что та молодость прошла, и решаюсь убивать эту молодость все дальше сочинительством. Один раз Аничков мне рассказывал, как над моей могилой будет кривляться мой двойник, и я это одобрил и этому поверил, насколько может во что бы то ни было верить моя теперешняя душа… Я знаю, что я сам не с собой; зато со мной — моя погибель, и я несколько ею горжусь и кокетничаю… Ты — человек, а я перестаю быть человеком и все более становлюсь ломакой. Пусть так… Не навсегда я потерял бездну. Всегда краем уха слышу. Даже когда совершенно изломан и совершенно мертв… Себя ненавидеть не умею и не хочу. Знаешь, я свое лицо люблю… Тебя я отрицал, когда во мне еще ломался человек. Теперь сломался — и я тебя уважаю глубоко и люблю (как мертвые живых)».
Вот на каком фоне сверкают «молнии искусства» Блока. Черная пустота смерти задвинута театральной декорацией с серебряными звездами, огненными кометами, голубым светом и нарисованными кораблями. Сочинитель-фигляр ломается перед публикой и кокетничает своей погибелью. Человек в нем давно умер.
В 1906 году Блок сближается с Вячеславом Ивановым, автором утонченнейших стихов («Кормчие звезды», «Прозрачность») и ученым исследователем религии Диониса. Его блестящие изыскания «Эллинская религия страдающего бога» печатались на страницах «Нового пути» (1904 г.) и «Вопросов жизни» (1905 г.). В. Иванов доказывал происхождение религии из оргиазма, из экстатических состояний души; в озарении Дионисовой религии весь мир принимает обличье страдающего бога. «Дионисический восторг, — писал он, — есть единственная сила, разрешающая пессимистическое отчаяние». Через страдание и жертву человек приходит к воскресению в новую жизнь. Блок был увлечен страстной проповедью В. Иванова. С октября 1906 года он неизменно посещал его «среды» на башне; в ноябре они ездили вместе в Москву по приглашению редакции журнала «Золотое руно». Блок писал Е. П. Иванову: «Москва обошлась для меня скорее хорошо. С Вячеславом (Ивановым) очень сблизился, и многое мы поняли друг в друге». Влияние «дионисизма» В. Иванова отразилось на заметках в «Записной книжке» поэта (октябрь — декабрь 1906 г.).
«Со мной бывает часто, все чаще, физическое томление. Вероятно, то же у беременных женщин: проклятие за ношение плода; мне проклятие за перерождение. Нельзя даром призывать Диониса — в этом все призывание Вакха, по словам самого Вяч. Иванова. Если не преображусь, умру так, в томлении».