Александр Блок и его время

На расстоянии он размышляет и о своей жизни. Литературная и политическая суета Петербурга внушают ему лишь усталость и скуку. Быть свободным! Быть свободным — значит, больше не зарабатывать на жизнь своим пером.

«Надо резко повернуть, пока еще не потерялось сознание, пока не совсем поздно. Средство — отказаться от литературного заработка и найти другой. Надо же как-нибудь жить. А искусство — мое драгоценное, выколачиваемое из меня старательно моими мнимыми друзьями, — пусть оно остается искусством — без…, без Чулкова, без модных барышень и альманашников, без благотворительных лекций и вечеров, без актерства и актеров, без ИСТЕРИЧЕСКОГО СМЕХА. <…> Хотел бы много и тихо думать, тихо жить, видеть немного людей, работать и учиться, неужели это невыполнимо? Только бы всякая

политика осталась в стороне. Мне кажется, что только при этих условиях я могу опять что-нибудь создать… Как Люба могла бы мне в этом помочь».

«Без Бугаева и Соловьева обойтись можно».

Флоренция, Сиена… Пока это только пятна света. Но вскоре они превратятся в стихи, «Итальянские стихи» из третьей книги, — самую классическую часть его творчества. Он покидает Милан, проезжает через Бад-Наугейм. С первого его приезда сюда прошло двенадцать лет. Просыпается память о первой любви — нежные, трогательные воспоминания. Он помечает в записной книжке:

«…Первой влюбленности, если не ошибаюсь, сопутствовало сладкое отвращение к половому акту (нельзя соединяться с очень красивой женщиной, надо избирать для этого только дурных собой)».

Вместе с Любой он возвращается в Россию. Лето, их ждет Шахматово. Но Блоку там не живется. Почему? Что произошло? Он и сам не знает. Но ему скучно в этих местах, некогда дорогих, скучно рядом с женой и матерью, которые делают все, чтобы он был счастлив. Люба дорога ему. Она — единственная женщина, которую он по-настоящему любил; он и теперь любит ее и будет любить всю жизнь. Но изнывать здесь, в деревенской глуши, и никого не видеть, кроме нее, — это невыносимо. А ведь он мечтал об уединении.

Мать страдает от эпилептических припадков: хорошо бы отправить ее в санаторий. От работника одни заботы — его следовало бы прогнать. Но денег нет, и все остается как есть.

В Петербурге тоже ничего не изменилось. Осень не приносит ему радости, несмотря на шумный успех «Итальянских стихов». Он пишет много статей, их печатают не только передовые, но и крупные газеты. Хотелось бы поставить «Песню Судьбы», но и это затягивается!

«…Я уже третью неделю сижу безвыходно дома, и часто это страшно угнетает меня. Единственное „утешение“ — всеобщий ужас, который господствует везде, куда ни взглянешь. Все люди, живущие в России, ведут ее и себя к погибели. Теперь окончательно водворился „прочный порядок“, заключающийся в том, что руки и ноги жителей России связаны крепко — у каждого в отдельности и у всех вместе. Каждое активное движение… ведет лишь к тому, чтобы причинить боль соседу, связанному точно так же, как я. Таковы условия общественной, государственной и личной жизни. <…> Все одинаково смрадно, грязно и душно — как всегда было в России: истории, искусства, событий, прочего, что и создает единственный фундамент для всякой жизни, здесь почти нет. Не удивительно, что и жизни нет».

Но вот наступает второй год возмездия: Блока вызывают в Варшаву. Только что скончался его отец.

Глава XIV