Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

Эта подлинная причина, все развиваясь и развиваясь

во мне, в С. М., в А. А., в каждом по-своему, привела

к горькому обмену письмами между А. А., с одной сто­

роны, С. М. и мной — с другой. Словом, я написал А. А.

письмо, где извещаю его о разрыве наших отношений.

Этот разрыв был истинным горем моих осенних и зимних

месяцев 1905 года. Наконец я не выдержал и, не имея

возможности написать А. А. (это была эпоха почтово-

телеграфной забастовки), я нарочно поехал в Петербург,

чтобы иметь объяснение с А. А.

Объяснение состоялось. Мы нашли опять ритм, уже

новый, и провели несколько недель вместе. Это было в

ноябре — декабре 1905 года.

В 1906 году я опять не раз был в П е т е р б у р г е , — в

феврале — марте и в апреле — мае, где причина нашего

расхождения опять выявилась во всей своей неприемле­

мости, что повело нас к бурному обмену объяснений

(в августе и сентябре 1906 года в Москве и Петербурге),

после чего я уехал за границу, не понимая многого в

А. А. Мы и литературно оказались во враждебных лаге­

р я х , — он, как мне казалось, в лагере мистического анар­

хизма, который был для меня линией профанации симво­

лического течения.

Расхождение с А. А. привело меня к написанию ему

одного едкого, почти оскорбительного письма летом

1907 года 111.

В нашем трудном положении друг относительно друга

А. А. был гораздо объективнее меня и все время боролся

со мной, противополагая свое «нет» моему настойчивому

«да». В некоторых вопросах, стоящих между нами одно­

временно в другой плоскости, более глубокой, как бы об­

ращаясь к самому ядру человеческого сознания во мне,

говорил мне свое неизменное «да» и протягивал свою

братскую руку вопреки всем расхождениям. Но сфера,

куда скрылся для меня А. А., казалась мне именно сфе­

рой темной грусти, разлитой вокруг него.

Между тем это была сфера ночного бездонного неба.

Наши зори были изорваны. В лоскутья этих зорь облек­

лись персонажи из «Балаганчика», самое небо разорва-

314

лось, как папиросная бумага, изображающая небо в «Ба­

лаганчике». Но настоящая небесная бездна, а может

быть, мне не видная духовная бездна, переживаемая нами,

как рок, просвечивала во всех внутренних жестах А. А.,

оставшегося верным чему-то последнему, внеобразному и

в душевных движениях невыразимому. Сферу этого стро­

гого мрака, порога перед подлинным откровением духов­

ного мира, быть может, пытался основать и основывал

впоследствии А. А., что показывает стиль его отметок в

произведениях Антония Великого («Добротолюбие», т. I).

Эти отметки замечательны, и, быть может, этими отмет­

ками сигнализировал он бессознательно мне сквозь всю

бездну нашего с ним расхождения. Антоний говорит:

«Свободу, блаженство духа составляют настоящая чисто­

та и прозрение при временности» (2—18) — подчеркнуто

А. А . , — «знайте, что дух ничем так не погашается, как

суетными беседами» (тоже подчеркнуто). Он хотел со

мной быть в общении в той сфере, которая не наруша­

лась бы суетными беседами, объяснениями, и из какой-

то иной сферы протягивал мне руку без слов. Я, видя

полный хаос и замутненность в наших духовных отноше­

ниях, требовал как бы от него возврата к ясной духов­

ной атмосфере 1904—05 г., увы, уже невозвратной, а сам

духовно не мог приподняться над собственной душевной

смятенностью и потому-то руку общения, протянутую из

Духа, встречал, как черную, мне непонятную тень, пере­

резавшую сферу душевной мути. Эта «черная тень» вме­

сто «я» А. А., оставаясь непонятой, прочитывалась мной,

как действие злых сил на меня сквозь него, и потому-то

с такой страстной нетерпимостью я точно прицеливался

нарочно в эту мне непонятную сторону отношений ко мне

А. А., не прочитываемую мною как высшая объектив­

ность, а прочитываемую как слабость, дряблость и духов­

ный компромисс.

Весь облик А. А. исказился во мне. Я точно приди­

рался к поводу, чтобы оскорблять его в темной для меня

точке его поведения, и в своем придирчивом письме

1907 года я обвинил его чуть ли не в литературном ла­

кействе перед группой писателей, возглавляемых Л. Ан­

дреевым, я оскорбил в нем дух, и А. А., такой терпели­

вый и мягкий во всех расхождениях со мной, ответил мне

неожиданно бешеным письмом, кончившимся вызовом на

дуэль.

315

Дуэль не состоялась, по следствием этого резкого об­

мена мыслями явился приезд А. А. в Москву в августе

седьмого года. Он жил тогда в Шахматове, руководил,

если не ошибаюсь, оттуда литературным отделом «Золо­

того руна». Наше свидание с ним произошло, так сказать,

тайно от нас разделяющих литературных партий. Я, уве­

домленный им об его приезде, ждал его с нетерпением,

не зная, чем окончится наш разговор, А. А. позвонил ко

мне в семь часов вечера. Мы затворились с ним в моем

кабинете, и к десяти часам выяснилось, что мы нашли-

таки точку, новую точку отношений друг к другу. Мы

.ликвидировали, по существу, те душевные недоумения,

которые нарастали на наших отношениях с лета девять­

сот пятого года. После чая втроем (я, мама и А. А.) мы

проговорили с ним всю ночь напролет, пешком на рас­

свете шли на Николаевский вокзал, по дороге зайдя в

какую-то ночную чайную. В семь часов утра он уехал

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии