Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

мнений — живая, реальная тема... Все мы, живые, так или иначе

к пей же придем... Откроем с е р д ц е , — исполнит его восторгом,

новыми надеждами, новыми силами, опять научит свергнуть про¬

клятое «татарское» иго сомнений, противоречий, отчаянья, само¬

убийственной тоски, «декадентской иронии» и пр. и пр., все то

иго, которые мы, «нынешние», в полной мере несем. Не откроем

сердца — погибнем... В таком виде стоит передо мной моя тема,

тема о России (вопрос об интеллигенции и народе, в частности).

Этой теме я сознательно и бесповоротно посвящаю жизнь...

Ведь здесь — жизнь или смерть, счастье или погибель» (VIII,

265).

«Современная русская государственная машина есть, конечно,

гнусная, слюнявая, вонючая старость... Революция русская в ее

лучших представителях — юность с нимбом вокруг лица... Если

есть чем жить, то только этим. И если где такая Россия «му¬

жает», то уж к о н е ч н о , — только в сердце русской революции в

самом широком смысле, включая сюда русскую литературу,

науку и философию, молодого мужика, сдержанно раздумываю¬

щего думу «все об одном», и юного революционера с сияющий

правдой лицом, и все вообще непокладливое, сдержанное, грозо­

вое, пресыщенное электричеством. С этой грозой никакой громо­

отвод не сладит» (VIII, 277).

«Народ собирает по капле жизненные соки для того, чтобы

произвести из среды своей всякого, даже некрупного писателя...»

Писатель — должник народа. Он обязан передать людям то, что

нужно им, как воздух и хлеб, более того — «должен отдать им

всю душу свою, и это касается особенно русского писателя» — по­

тому что «нигде не жизненна литература так, как в России, и

нигде слово не претворяется в жизнь, не становится хлебом или

камнем так, как у нас» (V, 246—247).

«В сознании долга, великой ответственности и связи с наро­

дом и обществом, которое произвело его, художник находит силу

ритмически идти единственно необходимым путем» (V, 238).

Вот как он заговорил!

Верность великим заветам русской мысли и культуры, их жи­

вотворным традициям, неотступная дума о России и ее будущем,

трагическое переживание ее невыносимого настоящего с диким и

варварским режимом прогнившего самодержавия, бесчеловечной

властью капитала, бездуховной пошлостью буржуазного быта, бес­

стыдным нигилизмом декадентства — все это интегрируется в чет-

11

кой формуле, коротко и ясно выражающей выношенное в самом

сердце убеждение Блока: «Современная жизнь есть кощунство пе­

ред искусством, современное искусство — кощунство перед жизнью» 1.

Такова была богатая, благодатная почва, на которой высоко

поднялась великая поэзия Александра Блока.

Только на такой почве и могла сложиться феноменальная

судьба поэта.

Она уводила Блока прочь от его первоначального литератур¬

ного окружения. Уже в январе 1908 года он сообщает матери:

«Я должен установить свою позицию и свою разлуку с декаден­

тами...» (VIII, 224).

Во всех откровенных признаниях Блока с особенной настой¬

чивостью и последовательностью звучит мысль о том, что он,

Александр Блок, существует в литературе сам по себе, в оди­

ночку проходит сужденный ему путь, один несет ответственность

за свое дело, неизменно следует правилу «оставаться самим

собой». И ни с кем не собирается делиться своим сокро­

венным.

Вот всего лишь несколько тому свидетельств, но как они

красноречивы!

«Вы хотели и хотите знать мою моральную, философскую,

религиозную физиономию. Я не умею, фактически не могу от­

крыть Вам ее без связи с событиями моей жизни, с моими пе¬

реживаниями; некоторых из этих событий и переживаний не

знает никто на свете» (Андрею Белому, август 1907 г о д а . —

VIII, 196);

«...все ту же глубокую тайну, мне одному ведомую, я ношу

в себе — один. Никто в мире о ней не знает» (жене, июль

1908 года. — VIII, 246);

«Один — и за плечами огромная жизнь — и позади, и впере­

ди, и в настоящем... Настоящее — страшно важно, будущее —

так огромно, что замирает с е р д ц е , — и один: бодрый, здоровый,

не «конченный», отдохнувший» (Андрею Белому, март 1911 го­

да. — VIII, 334—335);

«Пора развязать руки, я больше не школьник. Никаких

символизмов больше — один отвечаю за себя, один...» (дневник,

февраль 1913 г о д а . — VII, 216).

Это обстоятельство надобно иметь в виду, читая книгу,

в которой собраны воспоминания о Блоке его современников.

Никто из них не мог бы поручиться, что посвящен в тайное

тайных поэта.

1 А л е к с а н д р Б л о к . Записные книжки. 1901—1920. М.,

1965, с. 132.

12

Делом жизни Блока была литература, оружием — стихотвор­

ное олово. И всю силу своей души, весь свой могучий талант,

все свое отточенное мастерство он отдал не мелочной и скоро­

преходящей суете литературных салонов, но тем, ради кого шил

и т в о р и л , — родине и людям.

В сложном переплетении и постоянном противоборстве тос­

ки и восторга, презрения и гнева, отчаянья и надежды в Блоке

год от года крепнет гуманистическое и демократическое чувство,

складывается концепция призвания художника душевно твер¬

дого, бесстрашного, «мужественно глядящего в лицо миру», веру­