Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

отчетливо вижу и в прошлом. Тогда все было в дымке.

Вечно перед глазами какой-то «романтический туман».

Тем более — Блок и окружающие его предметы и про­

странство. Он волновал и тревожил меня; в упор его рас­

сматривать я не решалась и не могла.

Это ведь и есть то кольцо огней и клубящихся паров

вокруг Брунгильды, которое было так понятно на спек­

таклях Мариинского театра 29. Ведь они не только защи­

щают Валькирию, но и она отделена ими от мира и от

своего героя, видит его сквозь эту огненно-туманную за­

весу.

В те вечера я сидела в другом конце гостиной на ди­

ване, в полутьме стоячей лампы. Дома я бывала одета

в черную суконную юбку и шелковую светлую блузку,

из привезенных из Парижа. Прическу носила высокую —

волосы завиты, лежат тяжелым ореолом вокруг лица и

скручены на макушке в тугой узел. Я очень любила ду­

хи — более, чем полагалось барышне. В то время у меня

были очень крепкие «Coeur de Jannette». Была по-

прежнему молчалива, болтать так и не выучилась, а го­

ворить любила всю жизнь только вдвоем, не в обществе.

В это время собеседниками для серьезных разговоров

были у меня брат мой Ваня, его друг Развадовский и

особенно его сестра Маня, учившаяся в ту зиму живопи­

си у Щербиновского, очень в вопросах искусства подви­

нутая. В разговорах с ней я научилась многому, от нее

узнала Бодлера (почему-то «Une charogne»! *), но осо­

бенно научилась более серьезному подходу к живописи,

чем царившее дома передвижничество, впрочем давно ин­

стинктивно мне чуждое.

Живописи я много насмотрелась в Париже вплоть до

крайностей скандинавских «символистов», очень упрощав­

ших задание, сводивших его к сухой умственной форму­

ле, но помогавших оторваться от веры в элементарные,

бытовые формы. Что я читала в эту зиму, я точно не

помню. Русская литература была с жадностью вся про­

глочена еще в гимназии. Кажется, в эту зиму все читали

«Так говорит Заратустра». Думаю, что в эту зиму я чи­

тала и французов, для гимназистки — запретный плод:

Мопассана, Бурже, Золя, Лоти, Доде, Марселя Прево, за

которого хваталась с жадностью, как за приоткрывавшего

* «Падаль» ( фр. ).

152

по-прежнему неведомые «тайны жизни». Но вот уж вер­

ная-то истина. «Чистому все чисто». <...>

Я действительно очень повзрослела. Не только окреп­

ли и уточнились умственные интересы и любовь к ис­

кусству. Я стала с нетерпением ждать прихода жизни.

У всех моих подруг были серьезные флирты, с поцелуя­

ми, с мольбами о гораздо большем. Я одна ходила «дура

дурой», никто мне и руки никогда не поцеловал, никто

не ухаживал. Дома у нас из молодежи почти никто не

бывал; те, кого я видела у Боткиных на вечерах, бы­

ли какие-то отдаленные манекены, нужные в данном ме­

сте и при данном случае, не более. Из знакомых студен­

тов, которых я встречала у подруг, я ни на ком не могла

остановить внимание и, вероятно, была очень холодна и

отчуждена.

Боюсь, что они принимали это за подчеркивание раз­

ницы в общественном положении, хотя тогда эта мысль

мне и в голову не могла прийти. Я не могла бы дога­

даться, будучи всегда очень демократичной и непосред­

ственной и никогда не ощущая высокого положения отца

и нашей семьи. Во всяком случае, я ничего не поняла,

когда, как раз в эту зиму, произошел следующий малень­

кий инцидент, теперь мне многое объясняющий. На од­

ном из студенческих вечеров я проводила время со сту­

дентом-технологом из моей «провинциальной» компании.

Нам было приятно и весело, он не отходил от меня ни

на шаг и отвез домой. Я его пригласила прийти к нам

как-нибудь. В один из ближайших дней он зашел; я при­

нимала его в нашей большой гостиной, как всех «визи­

теров». Я помню, он сидел словно в воду опущенный,

быстро ушел, и больше я его не видала. Тогда я ничего

не подумала и не заинтересовалась причиной исчезнове­

ния. Теперь думаю: наше положение в обществе казалось

гораздо более пышным, благодаря казенной квартире,

красивой, устроенной мамой обстановке со многими кар­

тинами хороших передвижников в золотых рамах по сте­

н а м , — более пышным, чем оно казалось нам самим. Мы­

то жили очень просто и часто были стеснены в деньгах.

Знакомств с молодежью у меня было мало. Среди лю­

дей нашего круга было мало семей со взрослыми моло­

дыми людьми, разве — гимназисты. А многочисленных

своих троюродных братьев я как-то всерьез не принима­

ла: милые, умные, но какие-то все бородатые «старые

студенты».

153

Правда, мамины знакомства подымались очень высо­

ко. Мне смешно, когда я в «Войне и мире» читаю: «1а

comtesse Apraxine...» * как неизбежный атрибут свет­

ской б о л т о в н и , — и у нас в детстве, в разговорах мамы

с нашей mademoiselle вечно слышалось: «la comtesse

Apraxine...» (мамина подруга детства). Среди маминых

«визитеров» было несколько блестящих молодых людей.

Но тут у меня опять общая черта с Блоком: тех, кого

он называл впоследствии «подонками» (пародирующее

название <того>, что принято было называть, напротив

того, «сливки общества»), я не принимала всерьез. В те

годы за светскими манерами я была неспособна видеть

человека; мне казалось, что передо мной — манекен. Так

что эти блестящие молодые люди оставались вне моих

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии