Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

дакцию «Слова», и долго беседовал с нашими сотрудни­

ками на различные литературные темы. В последнем от­

ношении он составлял яркий контраст с Д. С. Мережков-

190

ским, который в своем стремительном полевении, захо­

дя в «Слово», держался в редакции, по выражению

П. П. Перцова, как в зачумленном месте.

Внешне — настроение Блока было тогда спокойное

и ровное. Но, кажется, то была маска, под которою

скрывались смятенные переживания. Не легко дались

ему события 1905—1906 года. Кроме того, не ладились

и личные университетские дела.

Хороший специалист по истории русской литературы,

Блок имел право рассчитывать на оставление при уни­

верситете. Что он мог быть весьма полезным науке,

о том свидетельствуют его статьи и заметки о Пушкине,

редактированный им сборник стихотворений Аполлона

Григорьева и много других подобных этим работ. Слабее

были его познания в области русской народной поэзии,

хотя и здесь ему принадлежат интересные и оригиналь­

ные мысли.

Однако все эти достоинства Блока, наметившиеся еще

на студенческой скамье, разбились об упрямый консер­

ватизм тогдашнего профессора истории русской литера­

туры И. А. Шляпкина. Он решительно воспротивился

оставлению при своей кафедре «декадента», и Блок был

потерян для русской университетской науки навсегда 9.

Кажется, я уже отмечал, что воспоминания мои о

Блоке носят отрывочный характер. Происходит это от

двух причин: во-первых, потому что встречи с покойным

поэтом носили случайный характер, во-вторых же, оттого,

что здесь я останавливаюсь лишь на тех из них, кото­

рые почему-либо особенно ярко запечатлелись в памяти.

Одно из таких свиданий произошло весною 1907 года

на скромном, интимном вечере у поэта Ал. Ал. Кондра­

тьева.

В его маленькой, тесной квартирке на Галерной ули­

це собралось человек десять молодых поэтов. Исключе­

ние среди них составляли прямо к поэзии не причастные —

пушкинист Н. О. Лернер да я. Кроме гостеприимного

и милого хозяина, присутствовали Блок, Потемкин, Аус-

лендер, Зоргенфрей, Кузмин, Юр. Юркун и некоторые

другие.

Вечер начался чтением одной из пьес Фр. Ведекинда

в переводе Потемкина. Если не ошибаюсь, то было на­

шумевшее впоследствии «Пробуждение весны» 10. Затем

191

обменивались впечатлениями по поводу прослушанного

произведения, против которого с прямолинейной рез­

костью ополчился Лернер.

Я следил во все время чтения за выражением лица

Блока. Насколько мне было дано понимать внутренний

мир поэта, казалось, что ведекиндовская драма не про­

буждала отзывных струн его души.

Но маска бесстрастной холодности скрывала настрое­

ние Блока. И только парадоксально-остроумные критиче­

ские приемы Лернера заставили его несколько раз

улыбнуться, и огонь живого удовольствия заискрился в

глубине его задумчивых глаз.

Стало шумно и весело. Перешли в столовую, и

на столе появилось воспетое Блоком в его «Незнакомке»

красное вино.

Приступили к Блоку с просьбою прочесть стихи. Он

не отказывался и, словно угадывая общее желание, на­

чал: «По вечерам, над ресторанами...»

Нужно было слышать, сколько проникновенности бы­

ло в блоковском чтении «Незнакомки». Его голос звучал

глухо, что сообщало его декламации особенно таинствен­

ный, сокровенный смысл. Он не смотрел на н а с , — каза­

лось, он нас и не видел, весь уйдя в себя. Это чтение

был повторный процесс творчества, и когда прозвучали

последние слова стихотворения — глаза Блока были пол­

ны слез.

Наступило глубокое молчание. Чувствовалось, что

для выявления общего настроения слишком бедны и бес­

сильны обычные слова...

В тот вечер я с особенным интересом и вниманием

наблюдал за взаимоотношениями Блока и его собратьев

по перу. В них была трогательная любовность и вместе

с тем сознание глубокого превосходства Блока над всеми

ними. И поэт хорошо понимал эти чувствования по от­

ношению к нему: он отвечал ласковым вниманием, но

без малейшего оттенка покровительственной снисходи­

тельности. Сколько раз ни случалось мне потом встре­

чаться с Блоком, он никогда не стремился разыгрывать

роль maitre'a даже при общении с самыми юными лите­

ратурными дебютантами.

В описываемый вечер таковые оказались и в нашей

среде. По настоянию Блока, «волнуясь и спеша», прочи­

тали и они кое-что из своих произведений. И ко всем

Блок отнесся с ласковой благожелательностью, а од-

192

ному молодому политическому поэту, описывавшему

смертную казнь в крепости, дружески посоветовал от­

бросить риторическое заключение, и от этой безболезнен­

ной операции стихотворение, к великому восторгу автора,

значительно выиграло в своей выразительности.

Брезжило раннее утро, когда мы с Лернером вышли

на пустынную Галерную под впечатлением кондратьев­

ского вечера.

— Какой чудесный поэт — Б л о к , — задумчиво сказал

Лернер...

— Но вам, как пушкинисту, не могло не броситься в

глаза его чисто пушкинское отношение к младшим со­

братьям по п е р у , — добавил я. — Такая же щедрость оцен­

ки и увлечение чужими произведениями...

— Да, да... Но этим он совершает бессознательный

грех и провоцирует на литературные бестактности «тол­

стокожих». Как не совестно было одному из них после

такой глубокой вещи, как «Незнакомка», читать свою

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии