Александр Блок

I — “Демон” (не я, а Достоевский так назвал, а если не назвал, то и ben trovato [27]), II — Детство, III — Смерть отца, IV– Война и революция, — гибель сына».

В четвертом пункте, естественно, имеются в виду Русско-японская война и революция 1905 года. Александре Андреевне гибель героя на баррикаде представляется красивой картинкой. Сын тоже порой вспоминает о пятом годе романтически, например, он размышляет в дневнике о Маше Добролюбове («Деве-Революции»): «Главари революции слушали ее беспрекословно, будь она иначе и не погибни, — ход русской революции мог быть иной».

Поясним. Мария Добролюбова в 1906 году покончила самоубийством, не решившись пойти на порученный террористический акт. Двадцатидевятилетняя женщину ушла от революции, заплатив за причастность к ней самую дорогую цену. Какой «иной ход» мог быть здесь? Не сам ли Блок почувствовал бесперспективность русской революции, передав это ощущение в таких стихах, как «шли на приступ. Прямо в грудь…», «Вися над городом всемирным…». «Еще прекрасно серое небо…»?

Впрочем, от эффектного финала Блок откажется, а число глав сведется к трем. В июле 1919 года, готовя к публикации третью главу. Блок напишет к ней предисловие, в котором изложит и «сценарий» поэмы, и суть ее замысла.

Творческая история поэмы сложна и прихотлива, этой теме посвящено множество научных работ, начиная с книги П. Медведева «Драмы и поэмы Ал. Блока. Из истории их создания» (1928) и вплоть до наших дней. Существует мнение о том, что, несмотря на незавершенность поэмы, ее замысел в принципе был плодотворен: «Подвиг поэтической воли и мысли» (Д. Е. Максимов). Или: «Такой разнообразной вместимости остросоциальных, философско-психологических, жанрово-бытовых, реально-достоверных и в то же время поэтически–обобщенных аспектов изображения русская поэма еще не знала. Поэт — в прошлом “лирик” — достиг безусловно новых рубежей творчества — эпичности с ее многоплановостью и глубиной» (И. А. Ревякина).

Считаем необходимым довести до читателя эту точку зрения, прежде чем высказывать иную. Впрочем, тут же надо упомянуть и о негативных откликах на поэму, первый из которых прозвучал уже в январе 1911 года: после того как Блок прочитал на «Башне» первую редакцию варшавской главы, Вячеслав Иванов (по свидетельству Сергея Городецкого) укорил автора в измене символизму и в «богоотступничестве». Много позднее, в 1940 году, Анна Ахматова на вопрос Л. К. Чуковской о «Возмездии» отвечала: «Терпеть не могу первую главу. Вообще все не люблю, кроме Вступления и Варшавы». Не случайно Ахматовой, как раз в то время приближавшейся к созданию своей новаторской «Поэмы без героя», «Возмездие» казалось безнадежно архаичным. «Встреча войск — так и Случевский мог написать», — добавит она двумя годами позже. И автор «Возмездия», и автор «Поэмы без героя» ориентировались на пушкинский образец, на «Евгения Онегина». И, по мысли Ахматовой, Пушкин своей «онегинской строфой», своей непринужденной повествовательной интонацией «опустил шлагбаум» для продолжателей, для всех, кто писал поэмы четырехстопным ямбом, в том числе для Баратынского и Лермонтова. И для Блока как автора «Возмездия». Сама же Ахматова пошла иным путем, модифицируя некрасовский трехсложник, применив в «Поэме без героя» «ахматовский дольник» и создав для нее особенную «ахматовскую строфу».

И все же вопрос «Возмездия» несводим к чисто академическим проблемам соотношения эпического и лирического начал, выбора стихотворной системы и стилистического решения. Рискнем высказать предположение дело в этической стороне, в том, что идея «возмездия» обнаружила однобокость и, в конечном смысле, нравственную несправедливость.

«Не чувствуя ни нужды, ни охоты заканчивать поэму, полную революционных предчувствий, в года, когда революция уже произошла, я хочу предпослать наброску последней главы рассказ о том, как поэма родилась, каковы были причины ее возникновения, откуда произошли ее ритмы» — так начинается авторское вступление 1919 года. Да, революция уже произошла, и Блок успел не только запечатлеть ее двусмысленный облик в «Двенадцати», но и ощутить, как конкретная, не мечтательная революция начинает оборачиваться своей однозначно-разрушительной, жестокой стороной.

Здесь нам никак не обойтись без забегания вперед. И не только в масштабе земной жизни Блока, но и оглядываясь на «невиданные мятежи» из нашего, сегодняшнего времени.

Начав повествование с 70-х годов XIX века, автор поэмы стремится обозначить объективный ход исторического процесса, иллюстрируя его примером собственной семьи. Субъективный, эмоциональный по натуре, Блок неожиданно вдохновляется примером рационалиста и позитивиста Золя с его романным циклом «Ругон-Маккары» и мечтает воплотить родовое начало «в малом масштабе». Весь ход и «мысли семейной», и мысли социальной должен был подвести к тому, что и отец, и сын (как и все русское дворянство) были поражены некоей духовной «болезнью века», за которую должны были понести неминуемое возмездие.