Александр Генис в Журнальном зале 1993-2010

В последние годы в России многое уже сделано для этого. Наравне с новыми книгами и переводами вышли переиздания монументальных китайских романов “Сон в красном тереме” и “Путешествие на Запад”, полностью — что редкость на Западе — переведенных еще в 1958— 1959 годах, в эпоху советско-китайской дружбы. Беспрестанно появляются антологии стихов и прозы. Выходят новые исследования, стремительно обновляется вся богатая традициями отечественная синология.

Исключительную роль в новом открытии Китая играет Владимир Малявин. Его трудами создана целая библиотека китаистики — от академических монографий до популярной книги “Восхождение к Дао” (живо напоминающей китайского Кастанеду). Особое место на этой полке занимают малявинские переводы. Это и замечательные философские антологии “Афоризмы старого Китая”, “Книга мудрых радостей”, но прежде всего — новые переводы Чжуан-цзы и Лао-цзы, вышедшие с подробной вступительной статьей в серии “Философское наследие”. Малявину удалось приблизить великую прозу даосов к читателю, не модернизируя ее, как это часто делают на Западе. Для этого он создал свой узнаваемый стиль перевода, который, сохраняя недосказанность, иронию и поэтичность оригинала, звучит естественно (но не слишком!) по-русски, являет читателю живую литературу, а не литературный памятник. Вот для сравнения два перевода из Чжуан-цзы.

[Обладающий] большими познаниями — щедр, [обладающий] малыми познаниями — любопытен. В значительной речи — сила и огонь.

Перев. Л. Поздняевой

Большое знание безмятежно-покойно. Малое знание ищет, к чему приложить себя. Великая речь неприметно тиха. Малая речь гремит над ухом.

Перев. В. Малявина

Но главное (на сегодняшний день) достижение Малявина — две энциклопедические по замыслу и охвату книги: “Сумерки дао” и “Китайская цивилизация”. Последняя — огромный, толково иллюстрированный том — достойна стать своеобразным учебным пособием, которое могло бы войти в состав общего образования.

Это — образцовый в своем жанре труд. Под пером Малявина китайская цивилизация предстает органичным феноменом. Используя голографический принцип повествования, автор позволяет нам увидеть в каждой из мириад интереснейших подробностей целостную картину китайского “культуркомплекса” (академик В. Алексеев). Так, Малявин описывает военную стратегию как “одно из самых утонченных выражений китайской цивилизации”. “Полководец, — объясняет автор, — мудрец, чье внутреннее самосовершенствование ведет к победе до

сражения, ибо ‘явления окружающего мира — не более чем тени внутренние превращений духа’”. Накапливаясь, такие мировоззренческие элементы складываются в мозаичный портрет незнакомого мира, интеллектуальный соблазн которого кроется именно в его инакости. О чем бы ни шла речь в этой традиционно составленной, но новаторски написанной книге — о географии, истории, религии, философии, искусстве, быте, развлечениях, — Малявин искусно выделяет то, что делает Китай другим. Это мир, который не боится, как греки, пустоты, мир, в котором нет ничего постоянного, мир, не знающий метафизики, мир, в котором важны не вещи, а связи между ними, мир, в котором реальность считается пошлостью, а потустороннего нет вовсе. В сущности, Малявин отправляет нас в путешествие увлекательней любой фантастики, которая куда реже воспитанников китайской культуры выходит за грани наших обыденных представлений. Лишь иногда Малявин утрирует тягу китайцев к самобытности. Так, кажется сомнительным утверждение автора о том, что за границей китайцы “предпочитают жить компактными группами, воспроизводя на новом месте жительства свой традиционный уклад”. В США, например, не больше 5 процентов китайцев населяют “чайнатауны”, которые служат здесь скорее туристскими и гастрономическими аттракционами, живо напоминая наш знаменитый Брайтон-Бич.

В “Китайской цивилизации” мне больше всего нравится “ненаучный” пафос. Малявин не только описывает явление, чем естественно было бы ограничиться энциклопедии, но обязательно вскрывает корни и делает выводы — перед читателем не только “что”, но и “почему” (редкость в академических жанрах). Это дерзкое качество придает книге разъяснительную силу, поднимая ее над справочником, в тесных рамках которого, впрочем, Малявин стремится удержать свой писательский темперамент.

Совершенно иначе написаны “Сумерки Дао”. Прежде всего, это еще более амбициозный проект. Если в “Китайской цивилизации” Малявин описывает Китай снаружи, то здесь — изнутри. Это тоже энциклопедия, но ее объект не цивилизация, а душа Китая.