Александр Грин

На самом деле репутация Гриневской была гораздо серьезней, а художественную и нравственную ценность ее пьес отмечал Лев Толстой. Но какими были и были ли вообще личные отношения племянника и тетушки, печатавшихся в одних журналах, да и приходилась ли Изабелла Аркадьевна Александру Степановичу действительно теткой или же мистификатор Шкловский просто сочинил очередную легенду о Грине, сказать трудно, тем более что в 1906–1910 годах сам Гриневский находился на нелегальном положении и свою настоящую фамилию от всех скрывал. Гораздо важнее оказались для Грина отношения с отцом и связанный с этими отношениями образ детства, для любого писателя ключевой. Не зря Венгеров просил своих корреспондентов как можно больше о детстве писать.

«Детство мое было не очень приятное. Маленького меня страшно баловали, а подросшего за живость характера и озорство – преследовали всячески, включительно до жестоких побоев и порки. Я научился читать с помощью отца 6-ти лет, и первая прочитанная мною книга была „Путешествие Гулливера в страну лилипутов и великанов“ (в детском изложении). Мать тогда же научила писать. Мои игры носили характер сказочный и охотничий. Мои товарищи были мальчики-нелюдимы. Я рос без всякого воспитания».[13]

Это «рос без всякого воспитания» подхватывается позднее и в «Автобиографической повести»: «Я не знал нормального детства. Меня безумно, исключительно баловали только до восьми лет, дальше стало хуже и пошло хуже».

История была житейски вполне понятная. В течение семи лет супружества у Гриневских не было своих детей, так что в 1878 году они даже взяли на воспитание девочку-подкидыша, найденную на паперти вятского Александро-Невского собора,[14] в 1879 году родился мальчик, которого назвали Сашей и который вскоре умер. И когда год спустя родился и выжил следующий ребенок, также названный Александром, его забаловали донельзя и потом пожинали горькие плоды этого баловства. В одной из современных статей, посвященных Грину, читаем: «Дома он получил самое отвратительное с точки зрения психологов воспитание: его то безудержно нежили, то беспощадно били или бросали без присмотра».[15]

Насчет беспощадного битья – это, скорее всего, перехлест, но то, что последовательности в воспитании ребенка было мало, факт.

Девяти лет Сашу Гриневского отдали в подготовительный класс вятского земского Александровского училища. Учился он неплохо, но с самого первого года учебы журнал инспектора был полон записей о дурном поведении реалиста Гриневского: вел себя неприлично, бегал по классу и дрался, баловался, передразнивал на улице пьяного, обижал девочку и не сознавался в этом, был удален с урока, по выходе из училища толкался и кидался землей, употреблял неприличные выражения.

Позднее Грин несколько иронически написал о том, что ему просто не везло, его шалости не выходили за пределы обычных детских проказ, но он всегда становился козлом отпущения: «Если за уроком я пускал бумажную галку – то или учитель замечал мой посыл, или тот ученик, возле которого упала сия галка, встав, услужливо докладывал: „Франц Германович, Гриневский бросается галками!“ …Если я бежал, например, по коридору, то обязательно натыкался или на директора, или на классного наставника: опять кара.

Если я играл во время урока в перышки (увлекательная игра, род карамбольного бильярда!), мой партнер отделывался пустяком, а меня как неисправимого рецидивиста оставляли без обеда».

Архив училища, впрочем, свидетельствует об ином. Школьные наставники хорошо разбирались в детях. В конце года, когда педсовет подводил итоги, в решении учителей было сказано, что в целом весь класс вел себя вполне благопристойно и «те чисто детские привычки и поступки, кои учениками принесены были с собой из семьи, не могли иметь в себе характера, вызывающего на меры внушений и строгости».[16]

А далее в документах реального училища следовал замечательный пассаж, прямо касающийся будущего писателяромантика: «Среди товарищей резко выдавался только Гриневский, выходки которого были далеки от наивности и простоты… Поступки Гриневского обращали на себя внимание даже училищного начальства. Поведение Гриневского находим бы нужным аттестовать баллом „3“».[17]

Тройка по поведению грозным сигналом прозвучала для родителей, которым было прямо сказано, что «если они не обратят должного внимания на дурное поведение своего сына и не примут со своей стороны мер для исправления его, то он будет уволен из училища».[18]

Меры принимались – они-то и возмущали позднее Грина, заставляя его писать о деспотизме и жестокости отца – но успеха не имели именно по контрасту с тем, как воспитывали ребенка до школы.