Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов

Разумеется, остается только пожалеть, что опубликовать эту переписку полностью – в виду ее колоссального объема – пока не представляется возможным. При этом мы надеемся, что хотя бы частично необходимый контекст писем воссоздаст личный дневник Марии Павловны[8]

, относящийся ко времени ее появления в Веймаре, ее первых веймарских впечатлений и литературных знакомств, а также первых мирных лет, закончившихся вскоре катастрофой как личного, так и политического характера. Дневник этот, более, по правде говоря, скрывающий, нежели раскрывающий (что в определенной степени и вынудило сопроводить его подробным комментарием, возможно, кому-то и покажущимся излишним), крайне любопытен во многих отношениях. Облик трогательно-наивной сестры русского императора, платонически влюбленной в своего брата и нешуточно страдающей от разлуки с ним, с матушкой и блистательным Петербургом, после которого провинциальный Веймар представился ей как «город старый, и блеска ему не хватает», а его знаменитые обитатели, которых она именовала «учеными» (т. е. Гете, Шиллер, Виланд), – «настолько скованные людишки, что это даже смешно»[9]

, – облик этот, вырисовывающийся из писем Марии Павловны к Александру I первых веймарских лет, существенно корректируется дневником. В нем она предстает уже не как принцесса, но в первую очередь как внимательная ученица, стремящаяся познакомиться с лучшими образцами искусства и науки немецких Афин, как тогда называли Веймар (наименование, с которым в письмах к братьям, Александру и Константину, она, казалось бы, не соглашалась).

В дневнике же Мария Павловна скрупулезно фиксирует все увиденное и услышанное ею в 1805 – 1808 гг., а увиденного и услышанного, как можно убедиться, его читая, было немало. Это и встречи, и разговоры с яркими людьми, населявшими в то время Веймар, – в дневнике они описываются, разумеется, уже отнюдь не как «скованные людишки». Виланд рассуждает здесь о театре, о драмах Захария Вернера, и Мария Павловна начинает читать пьесы этого талантливого мистика, с которым она в те годы знакомится. Шиллер, о котором в письме матушке Мария Павловна говорила, что он «очень красив, хотя и болен, и часто ходит пошатываясь», рассуждает в беседе с известным швейцарским гравером Христианом фон Мехелем об орфографии молитвенника, которым пользовался Мартин Лютер, а также о принципах, лежащих в основе Лафатеровой физиогномики. Почти отдельный тематический раздел дневника составляет фиксация встреч и разговоров Марии Павловны с Гете. Конспекты его лекций о теории цвета (подробнее см. об этом ниже) занимают значительную часть дневника, а сам дневник начинается с описания знаменитого бюста Минервы из Веллетри, гипсовый слепок с которого она увидела в кабинете Гете.

Мария Павловна фиксирует также встречи и разговоры с теми, кто в это время приезжает в Веймар (не будем забывать, что описываемая ею эпоха именуется ныне веймарской классикой

, ознаменовавшей наивысший расцвет немецкого духа). Порой она совершает даже непозволительное: слушает в веймарском замке лекцию доктора Галля, излагающего свое учение о черепах и рассекающего на глазах присутствующих черепную коробку. Сдержанно и вполне нейтрально описывая увиденное и услышанное в дневнике, в тот же день в письме к матушке она почти оправдывается: «…что скажете Вы, любезная Матушка, если узнаете, что Ваше дитя, которое в жизни своей ничего не слышало об анатомии, будет присутствовать на лекции о человеческом черепе. Но для того, чтобы я решилась на ней присутствовать, необходимо было, чтобы правящая Герцогиня также решилась на это со своей стороны, потому что без этого, несмотря на любопытство, которое я испытываю, разумеется, я бы на нее не пошла»[10].