Александр I

Взаимопогасив усилия «стариков» и «молодых», царь затеял придворную игру в ручеек. Постоянно меняющиеся пары обречены были скользить сквозь кольцо из чужих рук, запутываться, хохотать, интриговать. Распутавшись и отерев слезы от смеха, все в один прекрасный миг заметили, что царь давно и прочно сидит на троне, участники мартовского переворота удалены, очаги новых заговоров погашены. Не успели в конце 1801-го поползти по столице слухи о готовящемся перевороте в пользу Марии Феодоровны, как в ночь перед Рождеством Платон Зубов сам подал прошение об отставке. (А что ему оставалось?) Не успела вдовствующая императрица предпринять ответный шаг и в первый день нового 1802 года собрать у себя тайное совещание, как 17 января Зубов получил заграничный паспорт и отправился восвояси, а Гавриле Державину, который чересчур активно оппонировал царю, было срочно найдено длительное занятие в Калуге.

Вслед за тем пришла пора осуществить мечту Лагарпа о «регламентированной организации», создать министерства, усилить Сенат, перессорить министров, осадить сенаторов, чтобы народу было кого не любить и чтобы при этом некому было посягать на царские полномочия. Отчасти на те же роли были приглашены и «молодые друзья»; обладавшие малой властью, они в глазах света оказывались виновниками всех непопулярных решений.

Молодой, прекрасный собою царь как бы сиял звездой в окружении опасных астероидов.

В карамзинском «Вестнике Европы» была помещена стихотворная сказка «из Флориана»; намеки звучали вполне откровенно. В некой стране живет некий царь, чье дело не идет на лад. «Нет хуже нашего, он думал, ремесла. / Желал бы делать то, а делаешь другое…» В грусти сердечной царь отправляется в поле; здесь тоже встречает его унылая картина:

…рассыпанных в долине Баранов, тощих до костей, Овечек без ягнят, ягнят без матерей; А псам и нужды нет…

Но вот государь видит нечто совершенно иное: красота, порядок, уют: «Шерсть на овцах, как шелк, / И тяжестью их клонит…». При этом пастушок «в свирель под липою играет»… Причина его благоденствия проста: «он выбрал верных псов».[86]

В полном согласии с обычно враждебным ему Карамзиным мыслил тогда Державин: «Се образ ангельской души. / Ах, если б вкруг него все были хороши!» Правда, и Державину тоже посвящались стихи; после очередного «советского» инцидента Зубов пустил гулять эпиграмму: «Тебя в Совете нам не надо. / Паршивая овца все перепортит стадо».

БУЛЬДОГ ФЕМИДЫ

Правда, уже в сентябре 1802-го Державин, которого современники именовали не только «паршивой овцой», но и «бульдогом Фемиды»,[87] цепным псом правосудия, займет место министра юстиции. Но спустя всего тринадцать месяцев будет отставлен. Для Александра (вообще несколько презиравшего людей, а екатерининских орлов — они же овцы, они же бульдоги — и подавно) старые вельможи были на одно лицо; выделить Державина из их орденоносного ряда он не пожелал — а жаль.

Конечно, Державин не хуже других умел извлекать пользу из своего служебного положения, неустанно искал чинов, от монарших благодеяний не отказывался, не отказываясь при этом и от коллегиального противостояния монархам — в Совете и Сенате. Конечно, он неустанно дерзил коронованному начальству и всем остальным Псалмам предпочитал 81-й, жестоко обличающий царей:

Восстал Всевышний Бог, да судитЗемных богов во сонме их;Доколе, рек, доколь вам будет

Щадить неправедных и злых?..Ваш долг: спасать от бед невинных,Несчастливым подать покров;От сильных защищать бессильных,Исторгнуть бедных из оков.Не внемлют! видят — и не знают!

Покрыты мздою очеса:Злодействы землю потрясают,Неправда зыблет небеса.Цари! Я мнил, вы боги властны,Никто над вами не судья,Но вы, как я подобно, страстны,И так же смертны, как и я…

Воскресни, Боже! Боже правых!И их молению внемли:Приди, суди, карай лукавыхИ будь един царем земли![88]

Конечно, столь же неустанно он льстил обличаемым государям; так, нелюбимого им Александра Павловича в стихах «Глас Санкт-Петербургского общества» он позже аттестует: «Небес зерцало, в коем ясный / Мы видим отблеск Божества, / О ангел наших дней прекрасный, / Благого образ Существа».[89]

Конечно, Державин мог практически одновременно, в 1797-м, бросить вслед царю: «Ждите, будет от этого… толк», — и сочинить оду, воспевающую «толкового»…

Конечно, он громко восхвалял Екатерину, Павла и Александра как полновластных земных богов — и потихоньку составлял проект Российской конституции, призванной ограничить их «божественное» полновластие.