Александр II

– Если мудрёно – это не я, а Щедрин, Это, Елизавета Николаевна, век такой… Больной век… Реформы… Крестьян освободили, а людьми не сделали… Кухаркины сыновья в гимназии пошли – образованными становятся, а всё в бабки играют… Сословия равняют. Суд скорый, гласный и милостивый, присяжные заседатели, защитники, прокуроры. Какие речи говорят, каких преступников оправдывают!.. Теперь подняли вот славянский вопрос… Какой полёт!.. Не сверзимся ли мы оттуда в бездну?.. Выдержим ли?.. А я лежу и думаю… От водки, что ли?.. Ничего не надо… Нужно опять допетровскую Русь… и langsam, ruhig[139]. От теремов и бань не к ассамблеям немецким, а к хороводам… Патриарх благостный, «на осляти» в Лазареву субботу через Москву едет, и царь перед ним на колени… Везде благолепие, молитва и добротолюбие… Так чтобы было, как в Китае, что ли?.. Длинные одежды, накрашенные и насурьмлённые лица женщин, и опять слуги… рабы… А ну!.. Не чепуха ли всмятку?..

– Вам делом заняться нужно. На что вы живёте?..

– Милостями людскими. Помнится, и вы, Елизавета Николаевна, мне как-то десятку прислали, когда узнали, что я без сапог хожу. А делом заняться?.. А что такое дело?.. Чистое равнение во фронт?.. Это дело?.. Или судебные речи?.. Тоже, если хотите-дело!.. А по мне, что землю пахать, что водку пить – всё одно дело…

Графиня Лиля встала. Её терпение иссякло.

– Вера… Концерт подходит к концу. Твой дед будет сердиться, если не найдёт тебя на твоём месте. Мы дойдём, князь, одни. Вера теперь успокоилась.

– Как вам угодно, Вера Николаевна… Я с удовольствием покурю здесь в полном уединении, размышляя о конечности вселенной, о движении миров, о звёздах и планетах… Пока не повалит сюда толпа смотреть игру потешных огней… Народ любит игрушки, а я не люблю народа…

VIII

В конце октября на Петербург налетели сухие морозы. Гололедица стала по городу. Скользили и падали извозчичьи лошади. Нева потемнела, надулась и текла величавая, спокойная, дымящаяся густым морозным паром. Деревья садов, бульваров и парков покрылись седым инеем, разбухли и стояли очаровательно красивые. Пруды в Таврическом саду замёрзли, были опробованы, и Дворцовое ведомство открыло на них каток. На каток этот пускали по особым приглашениям. Там собирался петербургский свет. Там часто каталась красавица великая княгиня Мария Павловна, а в те дни, когда наследник цесаревич приезжал в Петербург из Гатчины, на катке можно было видеть стройную цесаревну в короткой шубке, с необычайной грацией скользившую на коньках. Иногда приезжал на каток государь император и, сидя в кресле, закутавшись в шинель с бобровым воротником, смотрел, как резвилась на льду молодёжь.

По четвергам и воскресеньям играла военная музыка. Устраивались кадрили на коньках, потом под звуки вальса кружились изящные пары, выписывая коньками затейливые вензеля.

Как только графиня Лиля узнала, что каток открыт, она пришла за Верой.

– Порфирий придёт позднее, – сказала она. – Он занят… Он не катается на коньках. Мы с ним будем потом пить чай на катке.

В эту осень графиня похорошела и точно стала моложе. Весёлый, счастливый огонь постоянно горел в её блестящих, выпуклых глазах, румянец не сходил с её полных щёк, и очаровательна была улыбка маленьких, ярких губ.

В белой горностаевой шубке, в такой же шапочке, в светло-серой суконной короткой, выше щиколоток, юбке, в высоких башмаках с привинченными к ним норвежскими коньками графиня Лиля смело и ловко сходила на синеватый, ещё не исчерченный коньками тонкий лёд.

Когда-то Вера «обожала» каток. У неё были подаренные дедом великолепные стальные шведские коньки. Она красиво каталась, умела делать фигуры и была пленительна своим высоким ростом, тонкой талией и строгими чертами юного, серьёзного лица. Кто не знал, кто она, – принимал её за скандинавскую принцессу.

Сейчас она неохотно сходила на лёд.

– Мне, Лиля, всё это до смерти надоело.

– Подумаешь!.. В восемнадцать лет надоел каток! Ты хандришь, Вера.

– Ну правда, что интересного? Мальчишки – пажи и лицеисты облепят, приставать будут… и… Афанасий!.. Он мне стал противен.

– Подумаешь!.. Афанасий… Да он – бог Таврического катка. Идём скорее. Кавалергардские трубачи играют сегодня. Возможно, будет государь император.

По катку, по аллеям сада в серебряном уборе инея бодро звучали трубы. Уже было много народа. Чинно катались офицеры, кто, заложив руки за спину, мчался широкими шагами, кто, ещё новичок, опасливо расставив руки и нагнувшись вперёд, неуверенно катился, ища точку опоры. Пажи и лицеисты мчались по двое и по трое.

Только что Вера с графиней, взявшись за руки, обежали вокруг пруда, как появился Афанасий.