Александр Македонский

Однако эпохальное значение прорицания Аммона заключалось не в его влиянии на окружение Александра, а в воздействии на самого царя. Если до сих пор Александр еще ощущал некоторую неуверенность, то теперь он был убежден в справедливости своих дел. Сколь бы ни казались необычными поставленные им задачи, все оправдывалось его божественным происхождением от Аммона. Порывая связи со всеми традициями, он только этим укреплял свои отношения с божественным миром. Поэтому теперь он клялся Аммоном, молился этому богу, приносил ему жертвы^{114}, следовал его предписаниям и отправлял гонцов в Сиву, как только встречал трудности. Царь даже выразил желание быть погребенным в этом оазисе^{115}

. И прежде не ведавший никаких преград, непокорный сын, он обрел теперь себе «вселенского», а потому «истинного» отца.

Мы уже говорили о наивной религиозности Александра. Теперь остановимся на этом подробнее. По сути дела, отношения Александра с Аммоном представляют некий порочный круг. Ведь царь в значительной степени предопределил предсказание оракула в Сиве, чтобы впоследствии воспринять слова этого предсказания как некое откровение. То, что он так твердо верил в это откровение, не было ли поистине наивным? Но нам кажется, что если это и наивность, то в ней есть и свое очарование, и величие духа, и даже попытка «штурмовать» небо. Это наивность «бога».

«ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ»

Сколь ни обращалась фантазия Александра к безграничным далям, все же его как организатора и завоевателя сковывали тогдашние пространственные представления. Происходя из Восточного Средиземноморья, царь был подвержен свойственному тамошним народам талассоцентризму[36]. Его первым побуждением было замкнуть круг земель вокруг моря, преобразовать расположенные здесь страны и лишь после этого обратиться к новым завоеваниям. По сути дела, такая же задача некогда стояла перед Филиппом. Но то, что отец представлял последним шагом, сын воспринимал лишь как первый этап своих завоеваний. Эту первую ступень созданной Александром империи В. Эренберг удачно назвал «первой империей»^{116}

. Конечно, сам царь никогда не пользовался этим термином и, возможно, только подспудно ощущал его значение. Однако это понятие соответствует реальным фактам, и поэтому мы им воспользуемся.

Прежде всего следует ответить на вопрос, как организовал царь свою «первую империю», перед тем как летом 331 г. до н. э. двинуться за персами в глубь Азии. Ведь наряду с завоеванием окружающих Средиземное море стран происходило и постепенное их административное подчинение. Мы точно знаем, что во время пребывания в Египте, а затем в Тире в мае 331 г. до н. э. царь пытался создать новую административную структуру. Следует хотя бы кратко остановиться на этом.

Как уже говорилось выше, родина царя — Македония — не входила в состав империи. Управление ею царь поручил Аптипатру, назначив его своим наместником. Коринфский союз тоже не входил в империю: ему была предоставлена автономия. Александр считался гегемоном Союза, обладал исполнительной властью и на время персидской войны занимал должность стратега-автократора. Царь милостиво относился ко многим членам Союза, хотя после сражения при Иссе уже не стеснял себя условностями. Он приветливо принимал послов стран — членов Союза, отпустил на родину наемников, взятых в плен при Гранике. Не очень охотно, но все-таки он утвердил власть Афин над островом Самос^{117}

. Только Спарта и Крит еще не входили в Союз, более того, открыто готовились к войне с Македонией. Царь считал, что Антипатр сам сможет справиться со Спартой. Ему же было поручено из Македонии следить за порядком на Пелопоннесе и всей территории Союза. Однако усмирение Крита царь взял на себя. Перед новым императорским флотом ставилась задача подчинить этот остров.

Греческие государства Малой Азии, как мы уже говорили, не были включены в Коринфский союз, однако Александр не отдал их под власть сатрапов, а предоставил им самостоятельность под управлением протектора Алкимаха. В 331 г. до н. э. его место занял Филоксен, которому одновременно было поручено заведовать вновь учрежденным управлением Малой Азии. В Ионии в протекторат были включены острова Родос и Кос, а возможно, и Хиос, если только там не восстановили прежний статус (Хиос раньше входил в Коринфский союз). Вполне вероятно, что маленькие города острова Лесбос тоже вошли в Союз.

Подобно Ионии, особое положение занимал и другой протекторат, расположенный в переднеазиатском Леванте[37]. В него вошли финикийские города и некоторые греческие порты Киликии; эти полисы, собственно говоря, никак не были связаны между собой, но, выделенные по аналогии с Ионийским протекторатом Филоксена в 331 г. до н. э. из сатрапии, они подчинялись главе нового левантийского финансового управления.

Третьим протекторатом, видимо, была Александрия. Город входил в финансовое управление Египта, во главе которого стоял неоднократно упоминавшийся нами Клеомен^{118}.