Александр Македонский. Наследник власти

Наступила последняя неделя всеобщего напряжения перед походом в неизвестные земли. Доверие и любовь к Александру были столь велики, что никто не собирался отказываться от громкой славы пройти вокруг неведомых земель Аравии.

Царский лагерь в эти дни напоминал хлопотливый пчелиный улей.

Как и все, Селевк радовался предстоящему новому походу. Но даже кружащая голову близость победоносных сражений не могла заглушить тревожных мыслей о неизбежных страданиях, лишениях и человеческих потерях.

Селевк часто думал об Апаме, о том, сколько отчаяния и тоски было в ее глазах при их последней короткой встрече. Он мысленно посылал ей слова любви, которые не успел сказать в тот вечер. Возвращение домой откладывалось. Тренировки фаланг и конницы проходили ежедневно. Ежедневно Селевк докладывал царю о состоянии армии, о ее готовности, о личном составе каждой фаланги и каждой гиппархии, о настроении воинов, о количестве военного снаряжения и численности обслуживающих армию людей. И ежедневно по приказу Александра ему приходилось являться к пиршественному столу.

Македоняне очень любили шумные пирушки и попойки в отличие от греков, которые предпочитали более утонченные радости.

Пиры Александра в Вавилоне начинались по-гречески, с бесед, а кончались по-македонски: рекой лилось неразбавленное вино, и все завершалось самым безудержным пьянством.

Как-то во время застолья Селевк сказал Птолемею:

– Тебе не кажется, что Александр словно бросает вызов судьбе? Но раньше он рисковал жизнью и не щадил себя в кровавых битвах. Сейчас же он так пьет, будто стремится к неминуемой гибели.

– Думаю, он просто хочет забыть обо всех печалях прошлых дней и о страшном знамении, – ответил Птолемей.

Селевк окинул взглядом гостей за длинным пиршественным столом. Каждый возлежал на подобающем ему месте, это соответствовало положению гостя на общественной лестнице, в ожидании начала застолья.

Между тем Птолемей, внимательно глядя на друга, произнес:

– Селевк, мы знаем с тобой друг друга много лет. Я давно хотел спросить тебя. Создается впечатление, что ты счастлив в своем неравном браке?

– Почему неравном? – Селевк покачал головой. – Апама красивейшая из женщин. У нее острый ум и сильный характер. Она единственная женщина, которую я когда-либо любил. Я все время думаю и скучаю по ней. Понимаешь, Птолемей, когда встречаешь единственную, тебе предназначенную Афродитой женщину, то сам становишься сильнее. Да, она персиянка, но я, как и Александр, уважаю персов. Из персидских юношей вырастут великолепные воины, не хуже македонских.

Птолемей не стал возражать другу, хотя и не разделял его отношения к варварам.

Вскоре за пиршественным столом начались обильные возлияния. Александр, осушая одну чашу за другой, не переставал думать о новых походах.

– Наши воины должны быть выносливыми и стойкими. Ежедневно, ежечасно учите их воинскому мастерству. Не забывайте им говорить: поразить врага лучше, чем самому быть пораженным.

Кассандр, окинув присутствующих высокомерным и немного осоловевшим взглядом, спросил:

– Великий царь, позволено ли мне будет сказать?

– Говори, – разрешил Александр.

Бросив презрительный взгляд на знатных персов, Кассандр произнес:

– Необходимо, чтобы у новых воинов были такие же увесистые кулаки, как у македонцев, одержавших блестящие победы.

– В которых ты не участвовал, – добавил Александр.

Пирующие дружно рассмеялись.

Когда смех стих, за разрешением говорить к царю обратился Селевк:

– Наши воины покрыли себя славой в бесчисленных сражениях. Наша фаланга являет собой пример македонского военного гения. Ее необходимо беречь как зеницу ока и совершенствовать, что мы и делаем по твоему приказу, Александр. Но не следует забывать, что сейчас все большую роль на полях сражений играет конница и, следовательно, все больше персов появляется в наших рядах. Они великолепные всадники и лучники. В новом походе мы часто будем иметь дело с конными войсками. Вот почему я считаю, что необходимо еще более увеличить количество всадников из числа персидских воинов.

Кассандр слушал Селевка, нахмурив брови. Его явно раздражало уважительное отношение к варварам. «Это неудивительно, – думал он, – ведь Селевк единственный из македонян, кто остался с персидской женой».

Обратившись к пирующим, Кассандр громко предложил:

– Не лучше ли нам здесь, на пиру, поговорить о прекрасных греческих гетерах? Эти разговоры интереснее рассуждений о преобразовании македонского военного строя.

Лицо Селевка залила краска гнева. Но Птолемей удержал друга от дерзкого ответа:

– Относись снисходительно к человеческой глупости и подлости.

Царь не обратил внимания на слова Кассандра. Не обратили внимания и его сподвижники. Они тихо переговаривались:

– Надо усовершенствовать осадные машины.

– Придумать новые, более мощные метательные снаряды.

Среди шума голосов внезапно раздался звучный голос Александра. Он объявил о дне отплытия флота Неарха и дне начала похода в Аравию.

Пердикка, приподнявшись на локте, поднял руку с полной чашей вина. Когда наступила тишина, он провозгласил:

– За нашего Александра, великого полководца и царя!