Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира

Все закивали в знак согласия, за исключением Пармениона и Черного.

– Мы с Клитом возражаем, – сказал Парменион, – но это ничего не значит. До сих пор царь демонстрировал, что не нуждается в наших советах. Тем не менее он знает, что всегда может рассчитывать на нашу преданность и поддержку.

– Ваша поддержка мне необходима, – заявил Александр. – Если бы не Черный, мои приключения в Азии уже закончились бы. При Гранике он отсек руку, готовую отрубить мне голову, и я этого не забуду. А теперь поедим, что-то я проголодался! Завтра соберу войско и сообщу ему новость.

Евмен распустил собрание и распорядился вручить приглашения на ужин афинским командирам, а кроме того – Каллисфену, Апеллесу и Кампаспе, что было воспринято всеми с энтузиазмом. Он также велел привести «подруг», очень симпатичных и умеющих внести оживление в молодую компанию. Все они были милетянки, изящные и утонченные, сияющие смуглой таинственной красотой восточных богинь, дочери мужчин, пришедших с моря, и женщин, спустившихся по рекам с великих азиатских плоскогорий.

– Дайте одну Пармениону! – крикнул Леоннат. – Посмотрим, может ли он еще поучить нас, как орудовать палкой, а не только мечом!

Шутка вызвала всеобщий хохот и разрядила напряжение. Хотя бояться никто не боялся, но предстоящий отказ от флота был определенной потерей, которая несла в себе предзнаменование: родина оставалась позади, и, быть может, навсегда.

Вскоре после начала пирушки Александр встал и собрался к выходу. Кипрское вино немножко оглушило его. Смущала все возрастающая раскованность Кампаспы, которая пила и ела, орудуя исключительно левой рукой, хотя вовсе не была левшой – просто правая была постоянно занята другим.

Оказавшись снаружи, царь велел подать Буцефала и галопом понесся прочь. Ему хотелось насладиться ароматом весны и светом взошедшей на небосклоне полной луны.

Десять телохранителей тут же последовали за ним, но их кони не могли поспеть за Буцефалом, который, не выказывая ни малейшего утомления, мчался вверх по склону горы Латмос.

Александр скакал долго, пока не почувствовал, что конь весь вспотел, и тогда перешел на шаг, но продолжал подниматься на открывавшуюся перед ним волнистую возвышенность, усеянную маленькими деревеньками и одинокими крестьянскими и пастушьими домишками. Телохранители, уже наученные опытом, держались на расстоянии, но не спускали с него глаз.

То и дело мелькали быстрые македонские конные разъезды, сопровождаемые собачьим лаем из дворов или внезапно взлетавшими птицами, потревоженными во время ночного отдыха. Македонское войско постепенно занимало внутреннее пространство Анатолии, где безраздельно господствовали древние племенные общины.

Вдруг на дороге, ведущей к маленькому городку Алинда, Александр заметил какое-то беспокойство: несколько всадников размахивали факелами, доносились крики и ругань.

Царь снял с крючка у седла македонскую широкополую шляпу и, нахлобучив ее и закутавшись в плащ, шагом направился в ту сторону.

Всадники остановили повозку, которую сопровождали двое вооруженных мужчин. Эти двое оказали сопротивление и выставили копья, отказываясь отдать транспорт.

Александр подъехал к македонскому отряду и жестом велел командиру приблизиться. Сначала тот ответил раздраженным жестом, но луна выхватила белое пятно в виде бычьей головы на лбу Буцефала, и македонянин узнал царя:

– Государь, но что…

Александр сделал ему знак говорить потише и спросил:

– Что здесь происходит?

– Мои солдаты остановили эту повозку и хотели узнать, кто и зачем едет на ней с охраной посреди ночи. Они оказали сопротивление.

– Вели своим всадникам отойти и объясни этим двоим охранникам, что им нечего бояться. Находящемуся в повозке лицу не будет причинено никакого вреда.

Командир патруля повиновался, но охранявшие повозку не двинулись с места. Из-за занавески послышался женский голос:

– Подождите, они не понимают по-гречески… – и, грациозно поставив ногу на подножку, на землю спустилась женщина с закутанным в платок лицом.

Александр попросил македонского командира посветить и подошел к ней:

– Кто ты? Почему ты едешь ночью в сопровождении вооруженной охраны? Кто еще с тобой?

Женщина открыла лицо. Оно оказалось поразительной красоты – с темными глазами в тени длинных ресниц, с красиво очерченными пухлыми губами. В гордой, полной достоинства осанке улавливался едва заметный трепет.

– Меня зовут… Митрианес, – ответила она после легкого колебания. – Ваши солдаты заняли мой дом и мои владения под горой Латмос, и потому я решила отправиться к мужу в Прузу, в Вифинию.

Александр бросил взгляд на командира патруля, и тот спросил:

– Кто еще в повозке?

– Мои сыновья, – ответила женщина и позвала их.

Из повозки выбрались два подростка, также поразительно красивые. Один сильно походил на мать, а другой очень отличался от нее: у него были аквамариновые глаза и белокурые волосы[26].

Царь внимательно посмотрел на них:

– Вы понимаете по-гречески?