Читаем Александр Македонский. Царь царей. Книги 1 - 3 полностью

Незнакомец склонился над лежавшей в беспамятстве Таидой. Она истекала кровью. Он огляделся и, убедившись, что никого нет поблизости, поднял ее на руки и понес в дом Персея, находившийся, по воле рока, совсем рядом. В этом районе города проживали только самые богатые и знатные.

На свете было только единственное человеческое существо, на которое Смердис, так звали Незнакомца, не простирал свою злобу и ненависть, каждому слову которого он подчинялся беспрекословно. Это был Персей. Причина была проста: Персей спас ему жизнь. Теперь Персей имел в его лице самого покорного раба, самого исполнительного слугу, самого бдительного пса. Чтобы доставить Персею удовольствие, Смердис готов был пойти на любой риск, даже если бы этот риск стоил ему жизни. Неповоротливый разум простого воина со смирением подчинялся коварному и властному разуму Персея. Получив от Персея приказ доставить в его дом Таиду, Смердис дал клятву любой ценой выполнить его.

Персей нетерпеливо расхаживал по дому, ожидая вестей от Смердиса. Когда он увидел Таиду, то не мог сдержать своего торжества. Он впервые крепко обнял Смердиса, для которого этот жест его кумира был наивысшей наградой.

Слуги уложили Таиду на мягкое ложе, застланное дорогими покрывалами.

Таида по-прежнему была в забытьи. Губы ее были стиснуты, пряди черных волос, слипшиеся от крови, словно змеи, разметались по плечам.

Персей приказал слуге, знающему толк во врачевании ран, принести усыпляющее средство. Слуга принес шерстяной лоскут, смоченный в специальном составе, и прикрыл им лицо Таиды, чтобы она вдохнула усыпляющего бальзама.

Таида дышала слабо, прерывисто, но в себя не приходила. Убедившись, что снотворное подействовало, Персей приказал слуге обработать рану. Когда рана была обработана, слуга приподнял, голову Таиды и подложил ей под спину подушки, затем убрал лоскут, пропитанный усыпляющим бальзамом.

Лицо Таиды было искажено болью. Персей долго изучал ее лицо, прекрасное даже в страдании, и вдруг его охватило странное чувство. Такую истовую ненависть прочел он в обращенном к нему лице. И Персей подумал, что, едва она придет в себя, как, невзирая на кровоточащую рану, бросится отсюда вон, чтобы не принимать помощи от врага. Но это неприятное ощущение скоро уступило место другому – сознанию своей власти над ней. Теперь, когда он понял, что любит ее, любит так, как никогда в жизни никого не любил, он особенно упивался сознанием своей власти над ней.

Верный Смердис поспешил предостеречь Персея:

– Будь осторожен. Не допусти, чтобы она здесь очнулась. Ее надо спрятать в одном из подвалов. Помни, совсем недавно она была вместе с Александром, который выслеживает тебя, как последнего представителя ненавистного ему богатого афинского рода. Пусть это послужит тебе предостережением.

Персей засмеялся.

– Не забывайся. О том, что мне делать, я решу сам. Ты говоришь так, будто из-за гетеры я собираюсь изменить своему долгу, обману доверие знатных персов и афинян, возложивших на меня важное поручение.

– Я только напоминаю тебе об опасности.

Очнувшись, Таида в первый момент не поняла, где она и что с ней случилось. Она с трудом восстановила в памяти вечерние события. Вспомнила о ранении и попыталась ощупать плечо. Кто-то уже позаботился о ней и перевязал рану. Она почувствовала острую боль в плече и страшную слабость.

Потом Таида внимательно осмотрела помещение. Оно принадлежало очень богатым людям. Полы были устланы дорогими коврами. Комнату освещали светильники из серебра.

Свет не проникал сюда снаружи, и Таида не могла понять – день сейчас или ночь. Глубокая тишина была гнетущей. Таида слышала только биение собственного сердца и свое прерывистое дыхание.

Она выжидала, стараясь не уснуть.

Повернув голову в сторону, она увидела рельеф с изображением бога или царя в человеческий рост. Фигура в шлеме и мантии четко вырисовывалась на фоне мощных крыльев, которые являлись символом божества. Внизу слева направо протянулась клинописная надпись на чужом языке. Точно такую надпись она видела в Сузах и в Персеполе в тронном зале. Каллисфен прочитал ее: «Я, Дарий, из рода Ахеменидов».

– Я, Дарий, из рода Ахеменидов, – в ужасе прошептала она и впилась глазами в изображение персидского царя.

В первый момент ей показалось, что она погружается в сон, в тот сон, который зовут вечным. Грудь сдавило. Она чувствовала, что сейчас у нее остановится дыхание и разорвется сердце. Дарий пришел рассчитаться с ней за содеянное зло. Она собрала последние силы, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, как вдруг в освещенном проеме двери на пол упала колеблющаяся тень идущего человека. Таида не могла выдавить из себя ни слова. Силы оставили ее. Она провалилась в бездну.

И вдруг она смутно ощутила на своих устах огненное прикосновение, поцелуй, жгучий и мучительно невыносимый.

Над ней склонился Персей. Он глядел на нее глазами коршуна, который, как молния, ринувшись на свою добычу, держит ее, задыхающуюся, в своих когтях.

– Добивай! Наноси последний удар! – прошептала обессилевшая от потери крови Таида, с ужасом втянув голову в плечи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза