Александр Македонский. Царь царей. Книги 1 - 3

Таида запела. Лисиппу показалось, что время остановилось. Но тут же часы помчались с неимоверной быстротой, и он с ужасом подумал, что скоро Таида уйдет и его счастье закончится. Но гетера в совершенстве владела языком взглядов. Она прочитала во взгляде скульптора: «Я так люблю тебя! Могу ли я надеяться, что и ты полюбишь меня?» Она улыбнулась, и ее глаза ответили: «Я тоже полюбила тебя…» И снова она прочитала в его взоре: «Мы будем счастливы, Таида!» И ее глаза откликнулись: «Я знаю, я верю тебе».

На следующее утро Лисипп был в удивительном состоянии. Ему казалось, что весь мир в его руках. Он так бережно и осторожно касался камня резцом, словно это был не камень, а нечто живое. Он испытывал давно забытое чувство радости. Он снова вернулся к красоте! Ни одна работа не вызывала в нем такого упоения собственной силой, не одаривала его таким восторгом! И сам мрамор был так покорен и податлив, что скульптор не ощущал усилия. Скоро в камне стали вырисовываться контуры танцующей менады. И все время Лисипп не переставал думать о Таиде.

Судьба соединила их. Все закружилось с такой головокружительной быстротой, что уже через несколько месяцев Таида поняла, что Лисипп – это ее судьба и впереди у них вся жизнь.

Весной в Вавилоне было еще жарче, чем в Македонии летом. На поверхности Тигра и Евфрата плавали зловонные зеленоватые водоросли. По утрам над водой клубился серо-желтый туман. Ни малейшего дуновения ветерка.

Александр все больше и больше превращался в восточного правителя во всем: в одежде, манере вести себя, во внешнем виде и поведении окружающей его свиты. Но в глубине души он оставался македонянином.

Все персидские цари в это время года готовились к отъезду на отдых в Экбатану, но для Александра путь в этот город, так понравившийся ему своей живительной прохладой, был закрыт, – там умер Гефестион, самый дорогой ему человек. И царь стер из своей памяти даже название этого города, ставшего ему ненавистным.

Радость жизни, неутомимая энергия, раньше постоянно исходившие от царя, казалось, иссякли, померкли. Но работоспособность осталась прежней, ум был острым, как и в прежние времена, память – уникальной.

Здесь, в Вавилоне, Александр энергично взялся за новую реформу армии. Царь повелел Певкесту подготовить из двадцати тысяч молодых персов копьеносцев и лучников. Они вошли в македонские соединения: две первые и последние шеренги фаланги состояли из македонян, вооруженных сариссами, а промежуточные – из персов, стрелявших из луков и метавших копья поверх голов. Реформа создавалась в духе партнерства и в согласии с новой военной реальностью, требовавшей применения одновременно различных видов оружия. Персы и македоняне были теперь равны.

Второй страстью, охватившей снова царя, было завоевание Аравии, властители которой не прислали ему на поклон ни одного посла. Захват этой богатой страны позволит соединить Двуречье и Египет и возродить древний торговый путь. На этом царь не собирался останавливаться. Дальше он мечтал организовать путешествие под парусами вокруг Африки до Геркулесовых столбов.

Для аравийской кампании нужны были крепкие военные корабли, пригодные к плаванью в открытом море. На новых вавилонских верфях началось строительство кораблей и внутреннего порта, способного принять не одну флотилию. Трудно было раздобыть древесину для строительства судов. Земли на Евфрате и Тигре были бедны лесами. И в прекрасных парках Вавилона пали большие кипарисовые массивы.

Царь внимательно следил за строительством нового флота и причалов в порту.

Четыре месяца минуло с тех пор, как халдеи предупредили Александра о грозящей ему в Вавилоне беде. Александр забыл об этом пророчестве, связывая его с задержкой восстановления Вавилонской башни. Теперь по его прибытии в Вавилон строительство храма бога Мардука шло стремительными темпами. Храм с каждым днем возносился все выше и выше.

В один из дней Александр ненадолго оставил город. Это было всего лишь небольшое путешествие вниз по Евфрату. Александр любил реки. Во время плаванья он отдавал распоряжения Неарху: восстановить одни каналы, изменить русла других. В этих местах река имела множество рукавов. Царь стоял на носу триеры и внимательно смотрел вдаль.

Наконец они вышли в открытое море. Порывом ветра сорвало и унесло в воду его соломенную шляпу от солнца, которую он носил в Гедросии, и диадему, символ царской власти.

Один из гребцов, не раздумывая, прыгнул в море, выловил шляпу, а диадему надел на голову, чтобы не мешала рукам плыть. Высший знак царской власти на чужой голове – это предвещало беду. Все смотрели на царя, оцепенев.

Когда Александр по прибытии в Вавилон вызвал прорицателя Аристандра и поведал ему о случившемся, тот воскликнул:

– Прикажи немедленно убить этого человека, который осмелился воздвигнуть на свою голову знак высшей царской власти! Необходимо срочно уничтожить дурное предзнаменование.

Но Александр рассудил иначе:

– Он был проворнее других и желал мне только добра.

Царь лично отдал приказ казначею наградить гребца талантом серебра.