Александр Первый

Однако этот способ ведения войны первоначально не был принят. Отчасти это объясняется тем, что ни Александр, ни генералы главного штаба не могли предположить, что Наполеон приведет к Неману такие громадные силы; полагали, что численность французской армии не превысит 200 тысяч человек. К тому же повторялась аустерлицкая история: Александр слушал только советы генерала Фуля, прусского офицера на русской службе, второго Вейротера. Фуль предлагал обороняться силами двух армий: Первая западная армия должна была удерживать французов с фронта, а Вторая - действовать им во фланг и тыл. В Дриссе (на Двине) возводился укрепленный лагерь, от которого ожидали всяческих стратегических чудес**.

В начале апреля, при известии о приближении французских войск, Александр собрался выехать к армии, в Вильну. Он вновь, как и семь лет назад, желал быть действующим лицом, а не зрителем великой драмы.

9 апреля во время утреннего парада Александр обратился к войскам с воззванием. Солдаты закричали в ответ, что готовы пролить за него кровь. Александр от волнения не смог продолжать речь и залился слезами. В два часа пополудни, после молебствия в Казанском соборе, он отбыл из Петербурга. В его свите были герцог Ольденбургский, Румянцев, Кочубей, Толстой, государственный секретарь А. С. Шишков (сменивший Сперанского), Аракчеев, Беннигсен, Фуль, Балашов, Волконский и другие. Кроме них, царя сопровождал целый рой иностранцев - все, кто в Европе открыто ненавидел Наполеона: швед Армфельд, немцы Вольцоген и Винценгероде, эльзасец Анштетт, пьемонтец Мишо, итальянец Паулуччи, корсиканец Поццо ди Борго, пруссак Штейн и британский агент Роберт Вильсон. Эти иностранцы образовали военную партию, еще более непримиримую, чем самые ярые русские. Но вследствие совершенного незнания русского языка и России они годились только на то, чтобы получать высокие оклады и представлять перед царем мнение Европы, которым он столь дорожил.

Между тем в многолюдном русском штабе шумели и интриговали. "Пишут из Вильны, - сообщала одна петербургская дама своей знакомой, - что занимаются разводами, праздниками и волокитством, от старшего до младшего, по пословице: "Игуменья за чарку, сестры за ковши"; молодые офицеры пьют, играют и прочее. Все в бездействии, которое может почти казаться столбняком, когда подумаешь, что неприятель, самый хитрый, самый счастливый, искуснейший полководец в свете, исполинскими шагами приближается к пределам нашим..."

Все военные дружно выступали против плана Фуля, но вместо него каждый предлагал свою нелепицу и отвергал все другие. Это страшно раздражало Барклая-де-Толли, не одаренного ни красноречием, ни охотой к досужим спорам. Он ждал приезда царя, чтобы тот водворил в штабе хоть какое-то подобие дисциплины и субординации.

Александр появился в Вильне 14 апреля, в Вербное воскресенье. Барклай-де-Толли встретил государя в шести верстах от города; в предместье Александра ждали виленский магистрат, все городские цехи со знаменами и литаврами, еврейский кагал и горожане. Въезд состоялся под гром орудий и звон колоколов. Начались бесконечные приемы и торжества. Александр ласкал поляков: на них сыпались подарки, награды, придворные звания...

После Пасхи в Вильну прибыл посол Наполеона граф Нарбонн. Император остановил свой выбор на нем потому, что Нарбонн, бывший придворный кавалер при сестрах Людовика XVI, являлся в его свите единственным представителем старой монархической Франции. Наполеон опасался, что русские армии перейдут Неман раньше, чем корпуса Великой армии сосредоточатся в Восточной Пруссии и Варшавском герцогстве, и поручил Нарбонну по возможности успокоить царя и тем самым выиграть время.

В беседе с Нарбонном Александр указал ему на лежавшую на столе карту России.

- Я не ослепляюсь мечтами, - сказал он, - я знаю, в какой мере император Наполеон великий полководец, но на моей стороне, как видите, пространство и время. Во всей этой враждебной для вас земле нет такого отдаленного угла, куда бы я не отступил, нет такого пункта, который я не стал бы защищать, прежде чем согласиться заключить постыдный мир. Я не начну войны, но не положу оружия, пока хоть один неприятельский солдат будет оставаться в России.

Александр в беседе полностью подавил Нарбонна. Выйдя от царя, французский посол признался:

- Государь в своей сфере был так хорош, все его рассуждения имели такую силу и были так логичны, что я мог отвечать ему лишь несколькими обыкновенными придворными фразами.

Нарбонн возвратился к Наполеону с известием, что русская армия не тронется с места. 16 мая император выехал к передовым частям Великой армии.