Александр Первый

Карл Великий там лишился

Лучших рыцарей своих.

Н. М. Карамзин

Не проявив - уже в который раз - военного дарования, Александр занялся тем, что было ему ближе, - дипломатической деятельностью и здесь достиг более значительных успехов, чем на полях сражений.

10 августа он отправился в Або на свидание с Бернадотом, чтобы укрепить союз личным знакомством и обеспечить неприкосновенность Финляндии. Наследный принц Шведский прибыл в Або тремя днями позже царя - 15 августа.

Оба государя, имевшие только одну общую черту - ненависть к Наполеону, старались перещеголять друг друга в любезности и обаянии. Когда, например, Бернадот коснулся вопроса о возвращении Швеции Аландских островов, Александр ответил:

- С удовольствием исполнил бы просьбу вашего высочества, если бы не был совершенно уверен в том, что такая уступка повредит мне в мнении народа. Для меня лучше отдать вам Ригу, но только в залог до совершенного исполнения заключенных между нами условий.

Бернадот горячо возразил, что слово Александра для него важнее всякого залога. Царь пожал ему руку со словами, что никогда не забудет столь высокого доверия. Принц не только отказался от своих требований, но даже предложил усилить корпус Витгенштейна шведскими войсками, предназначенными для оккупации Норвегии.

- Ваш поступок прекрасен, но могу ли я принять такое предложение? воскликнул Александр. - Если я сделаю это, то каким образом вы получите Норвегию?

- Если успех будет на вашей стороне, - ответил Бернадот, - я получу ее - вы сдержите ваше обещание. Если же вы будете побеждены, Европа подвергнется порабощению, все государи будут подчинены произволу Наполеона, и тогда лучше быть простым пахарем, чем царствовать на подобных условиях.

Царь принял помощь и в свою очередь, чтобы не остаться в долгу, предложил Бернадоту 35-тысячный русский десант для совместных действий со шведскими войсками против французских войск в Германии. К счастью, Бернадот отклонил это предложение.

Вообще, стремление быть любезным порой заводило Александра слишком далеко - дальше, чем он хотел и чем это было нужно для интересов России. Так, помимо странной мысли послать для обороны шведских границ целую армию (это в то время, когда у Кутузова был на счету каждый солдат, а Наполеон подходил к Москве!), Александр совершил еще один легкомысленный шаг обнадежил Бернадота возможностью сменить Наполеона на престоле Франции, что совпадало с тайной мечтой честолюбивого маршала. Этот неосторожный жест привел ко многим недоразумениям в 1814 году.

В Петербурге царя ожидал английский посланник генерал Вильсон, прибывший из главной квартиры русской армии с весьма странным поручением. Он назвал себя уполномоченным армией, но не уточнил, кто конкретно стоял за ним. По его словам выходило, что всякое предложение о переговорах с Наполеоном будет встречено армией не как выражение действительной воли государя, а как следствие предательских влияний на него со стороны других лиц и что армия готова продолжать войну, пока неприятель не будет изгнан; более того, он недвусмысленно дал понять, что доверие армии к Александру поколеблено и может быть восстановлено только путем удаления им от себя лиц, заслуживших всеобщее недовольство, - Барклая и Румянцева.

Судя по всему, Вильсон выражал мнение военачальников вроде Багратиона, Ермолова и Платова, недовольных Барклаем (Платов, например, заявил Барклаю после оставления Смоленска, что отныне считает позором носить русский мундир!). Правда, еще вероятнее, что он был уполномочен не столько русской армией, сколько Англией, где все еще не верили в решимость царя продолжать войну не на жизнь, а на смерть и, видимо, решили укрепить ее, пускай и путем шантажа.

Действительно, слова Вильсона произвели на Александра сильное впечатление: в продолжение речи генерала он несколько раз менялся в лице. Связать смысл сказанного с угрозой нового 11 марта было нетрудно. Когда Вильсон замолчал, Александр отошел к окну и минуты две безмолвствовал. Впрочем, он скоро взял себя в руки. Приняв обычный любезный вид, царь подошел к Вильсону, обнял его и сказал:

- Вы единственный человек, от которого я мог выслушать это сообщение. Но вам нетрудно понять, в какое тяжелое положение вы поставили меня - меня, государя России! Я подумаю обо всем, что вы сказали мне.

С этими словами царь обнял Вильсона еще раз и назначил ему аудиенцию на следующий день.

При их новой встрече Александр уже полностью владел собой, на его лице и в его речах не было ни тени вчерашней растерянности. Он встретил Вильсона добродушно-шутливым приветствием, назвав его "послом бунтовщиков", и затем сказал: