Конечно, Наполеон не знал всех деталей деятельности Нессельроде, Чернышева и, тем более, Витта, но принимал уже некоторые предупредительные меры. Так, не случайно 15 июня 1810 г. он неожиданно уволил в отставку министра полиции Фуше. Вряд ли было случайным, что Наполеон все меньше и меньше считался с официальным послом России Куракиным. Не случайно также и то, что на процессе Мишеля наполеоновский прокурор располагал секретными материалами о связях Чернышева с Мишелем, причем уже в апреле 1812 г. утечка об этот закрытом процессе была намеренно сделана в парижскую печать.
И хотя по команде из Петербурга посол Куракин попытался было провести «операцию прикрытия» – направил 14 апреля 1812 г. официальную ноту протеста о якобы непричастности графа А. И. Чернышева к махинациям арестованного полковника Мишеля, требуя опубликовать эту ноту в парижских газетах – успеха эта акция не имела: Наполеон санкцию на публикацию не дал.
Другое дело, что процесс этот состоялся не в 1810 г., а в июне 1812 г., когда Чернышев был далеко от Парижа, а Витт уже темной ночью переплывал вплавь Неман, чтобы наутро явиться в штаб 1-й армии Барклая с секретными документами о дате перехода «Великой армии» русской границы.
Понятное дело, что и сам Наполеон действовал в отношении своего «союзника»-царя отнюдь не в белых перчатках. Так, в начале 1810 г. он пригласил к себе французского археолога Жана Лайара, которому было поручено собрать сведения о рекрутских наборах в России, ее военном управлении, складах, войсках и т. п., а в декабре того же года выслушал его отчет. (Лайар в 1807–1810 гг. вел раскопки в Персии, а на обратном пути по заданию французской разведки провел несколько месяцев в России.)
Кстати, важная информация археолога о состоянии дорог в России и таком феномене, как весенняя русская распутица, побудили Наполеона отодвинуть начало вторжения на конец июня 1812 г.
Впрочем, как считает один из французских специалистов, Ж. Саван, наполеоновская разведка в России была поставлена гораздо хуже. Чаще всего вербовалась прислуга – французские гувернеры в домах богатых помещиков, модистки, повара и т. п., как правило, не умевшие ни говорить, ни читать по-русски. Никуда «на местность» поэтому они не выезжали и сочиняли свои агентурные «сведения» наобум лазаря. Поэтому у одного из них, например, на сочиненной им географической «карте» Российской империи сразу за Уралом… начинался Китай. Только в самый канун войны 1812 г. при МИД Франции был создан специальный информационный центр. В его задачу входили сбор и обработка разведывательных и дипломатических данных о состоянии русской армии и укреплений. Саван считает работу информационного центра неэффективной.
Между прочим одну из главных причин провала похода 1812 г. Саван видел в отсутствие хорошо налаженной шпионской сети в России, что, по его мнению, не дало французскому Генеральному штабу возможности правильно оценить военно-стратегический потенциал противника. Сеть же эта не была создана не из-за недальновидности Наполеона, а потому, что «патриотизм русских (или их боязнь) делали случаи подкупа военных или гражданских лиц весьма редкими».
И тем не менее Нессельроде счел за лучшее уехать из Парижа, как только представился случай. Случай представился за полгода до начала войны, в августе 1811 г. 15 августа на дипломатическом приеме Наполеон впервые за всю историю франко-русских отношений со времен Тильзита публично и резко обрушился на Куракина с упреками, обвиняя Россию в нарушении союза. Что мог ему ответить старый посол? В Петербурге, он это чувствовал, с ним уже давно не считались и держали в Париже как ширму. Вся деятельность Чернышева и Нессельроде проходила без его участия и за его спиной.
Однако отъезд Нессельроде из Франции в августе 1811 г., судя по материалам шестого тома «Внешней политики России XIX – начала XX в.», не сказался отрицательно на источниках его информации. Даже в марте 1812 г. царское правительство продолжало получать ценные сведения. К их числу относилась копия секретного франко-австрийского договора от 14 марта 1812 г., которой уже в апреле располагал Румянцев. Об обстоятельствах ее получения канцлер 9 апреля в следующих словах сообщал русскому посланнику в Вене Г. О Штакельбергу: «Благодаря имеющимся у нас тайным связям в Париже нам удалось получить через одного военного, вернувшегося из-за границы, сведения об акте, недавно заключенном с Францией венским двором».
По мере ухудшения отношений с Францией слабеет влияние русских творцов тильзитской системы, подобно тому, как в 1806–1807 гг. слабели позиции вдохновителей III коалиции – Чарторыйского, Новосильцева, Строганова. Канцлер Румянцев начинает терять былое влияние. Как и Куракин в Париже, он все более и более становится декоративной фигурой. Так, когда в феврале-марте 1811 г. начался очередной тур франко-русской закулисной борьбы за Австрию, посланнику России в Вене было предписано направлять донесения «в собственные руки» Александра I, минуя Румянцева.