Александр Первый: император, христианин, человек

Тогда, на переходе к 20-м годам XIX века, нарастающий клубок проблем – зародыш будущих мировых и российских катастроф – заявил о своём нехорошем существовании императору Александру тем, что на шахматном языке называется цугцванг: ситуацией, при которой любое действие или бездействие ведёт к ухудшению. За что ни возьмись, что ни попытайся сделать – выходит только хуже. О конституции лучше уж не вспоминать: проект Новосильцева так же лёг под сукно, как все прочие. И крепостному праву конца-краю не видать, и военные поселения не стали школой свободы, что-то из них выросло совсем не то, что хотелось, о чём мечталось… И из духовного просвещения тоже. Даже ещё печальнее и безобразнее: в итоге оказались недовольными и учёные и иерархи, началась придворная борьба, в которую соперники втягивали в качестве боевых слонов разных удивительных персонажей… Прошло не так уж много времени, и оба фаворита государевы, Аракчеев и Голицын, превратились в непримиримых врагов.

Разве этого хотел Александр?! Разве мог он представить, что всё обернётся так гадко: и смешно, и страшно, и глупо! И что теперь делать дальше?..

9

«Вечный» русский вопрос задавал себе не один Александр. О том же спрашивали себя члены «тайных обществ», люди, недовольные политикой правительства и полагавшие, что уж они-то, окажись они сами правительством, всё сделают именно так, как надо Отечеству. Вот они и взялись решать – что надо делать.

Несколько лет ушло на пустопорожние разговоры и масонские перформансы. Впрочем, это не было таким уж совсем беспутным времяпровождением: в процессе обсуждений и дебатов обозначались, утверждались и проецировались в будущее различные позиции, впоследствии поведшие этих людей по разным дорогам и приведшие к разным жизненным финалам: кому петля, кому кандалы, кому чужбина, кому торжественные похороны при всех регалиях… И уже в Союзе Спасения наметились расхождения: его члены со временем разделились на умеренных и радикальных. Одним из самых крайних стал гвардейский (впоследствии армейский, но это не было понижением, наоборот, был, как говорится, «брошен на усиление») офицер Павел Пестель – человек, в котором, наверное, всего рельефнее выявились парадоксы, перепады, печальные нелепости «декабризма». Русский бунтарь с немецкой фамилией…

Дальний пращур Пестеля выехал в Россию из Саксонии при Петре I – за карьерой, подобно множеству иностранцев той эпохи. Карьера удалась: он стал московским почт-директором; и потомки сакса пошли по этой же почтовой части. Отец Павла, Иван Борисович, при Павле I стал начальником всего почтового сообщения России (за исключением разве что известного нам «ящика» Павла Петровича…). Александр поначалу тоже доверял чиновнику и в 1806 году возвысил до генерал-губернатора Сибири. Но вот тут-то и начались чудеса.

Явившись на место и ознакомившись с обстоятельствами, Иван Борисович нашёл их запущенными до предела, едва ли не катастрофическими и отправил такой мрачный отчёт о состоянии дел, что был потребован обратно в Петербург для более подробных разъяснений. Генерал-губернатор, конечно, прибыл… да и застрял в столице – всё разъяснял и разъяснял. Так, видимо, и не разъяснил, хотя длилось это двенадцать (двенадцать!!!) лет, и все эти двенадцать лет И. Б. Пестель продолжал оставаться наместником Сибири, живя в Петербурге, а делами на месте заправлял иркутский губернатор Николай Трескин – субъект, экстравагантный до крайности.

К административной фантастике на Руси привыкли издавна, потому сложившееся положение никого не удивляло, а у Александра и его первых сановников было в эти годы столько сверхзадач планетарного масштаба, что им было не до Пестеля-старшего и не до Сибири. Когда же царские руки, наконец, до этого дошли, то генерал-губернатором, после трёхлетнего пребывания в Пензе, был назначен Сперанский – очевидно, император решил, что никому, кроме него не под силу будет исправить положение после менеджерских деяний Пестеля и Трескина…

Павел был старшим сыном Ивана Борисовича. Получил хорошее образование: учился в Германии, затем в Пажеском корпусе. Уже тогда, в весьма раннем возрасте проявились в нём умственные дарования и чрезмерная твёрдость характера, какое-то неудобство в общении – товарищи его недолюбливали.

Никого это не напоминает? Скажем, Аракчеева в кадетском корпусе?..

Сильные, властные характеры схожи, но пути их по жизни складываются очень по-разному. Не в пример Аракчееву, к воспитаннику Пестелю настороженно относились не только сокурсники, но и начальство, несмотря на то, что он, конечно же, учился превосходно. Педагоги отмечали в нём странные, непонятные им дерзость и вольнодумство: это казалось несовместимым с репутацией первого ученика, а тем не менее было…

Жизнь, надо сказать, предоставляет подобным натурам обширное поле для деятельности, но большинство из них закономерно оказываются либо на государственной службе, либо в политике – что часто совмещается одно с другим. Однако, и это происходит по-разному.