Александр Поляков Великаны сумрака

Причины Тихомиров понял на прогулке. Ведь ясно же: деньги будут давать под марку «Народной Воли», а не под плехановцев, неизвестных в европейской революционной среде. И это несмотря на кризис, переживаемый партией. Объединившись, фракция Георга станет на страницах жур­нала проводить свои принципы, бодаться с народовольца­ми. Славно получается: есть-пить на чужие деньги, да еще и в тарелку благодетелю плюнуть. Умно, изворотливо приду­мано — тут чувствовалась сметливая рука финансового прой­дохи Левушки Дейча.

Тигрыч настаивал: «Вестник» должен быть органом объе­динения всех русских революционеров, а не полутора десят­ка эмигрантов. И здесь они тоже расходились с Георгом.

Плеханов вспылил и кинулся в гору, в густые колючие за­росли — гнев развеять. И — попался. Подталкиваемый шум­ной Засулич, Тихомиров полез выручать оппонента.

Впрочем, все это мало занимало его. Из Петербурга при­ходили вести: инспектор секретной полиции Судейкин жив- здоров, Дегаев не решается, медлит с покушением.

Лето промелькнуло, затем осень. Следовало ускорить дело. В Россию послали бесстрашного Германа Лопатина, когда- то устроившего дерзкий побег Лаврову из северной ссылки. Кроме того, в Питер прибыли молодые горячие южане Нико­лай Стародворский и Василий Конашевич — в поддержку заметавшемуся Дегаеву.

Подполковник ни о чем не подозревал. Он был доволен штабс-капитаном. Он был доволен также и своим новым со­трудником Петром Рачковским, так похожим на него самого в юные годы.

Для встреч с Дегаевым инспектор снял трехкомнатную квартиру в доме, выходящим одним фасом на Невский, дру­гим на Гончарную. Отсюда в первых числах декабря прово­жали за границу жену штабс-капитана Любовь: с фальши­вым паспортом она отправлялась в Париж — присматривать за эмигрантами, и в первую голову — за Тигрычем.

В тот вечер Георгий Порфирьевич был в ударе. Еще бы! Раз­громлен нелегальный кружок офицеров-вольнодумцев, арес­тована новая динамитная мастерская, разоблачен невероятный заговор Сергея Нечаева, и где — в тюрьме, под замком! Соблаз­нил, висельник, беседами караульных солдат, вознамериваясь поднять восстание в Петропавловской крепости в момент при­езда Государя. И помог Судейкину не кто иной, как вальяжный народоволец Леон Мирский (а ведь стрелял в шефа жандармов Дрентельна!), давно работающий на него. Также исправно дей­ствовало основанное инспектором «Общество борьбы против террора», куда он привлекал студенчество.

Что ж, усилия не пропали даром: бомбисты наголову раз­биты. Коронация Александра III прошла в Москве без сучка и задоринки. Ни угроз, ни выстрелов, ни снарядов с грему­чим студнем. Государь милостиво удостоил подполковника аудиенции и вручил при этом 15 тысяч рублей наградных.

Судейкин был на седьмом небе. Пил шампанское. Дегаев же сидел за столом темнее тучи.

— И чего вы боитесь, драгоценный Сергей Петрович? — теребил жандарм своего агента. — Думаете, соратники дога­даются, кто их выдал? Знаете ли. — он весело забросил в рот виноградину. — А вы убейте шпиона Шкрябу. От него уж никакой мне пользы. Или этого. Поммера, а? Проследите, докажите перед революционерами его измену и — бах-бах! Тотчас вернете доверие. Все одно — выдохся он. Раз, и помер Поммер! Ха-ха! Правда, поговаривают, он женат на кузине самого Льва Тихомирова, Тигрыча. Слыхали?

Инспектор вдруг впился трезвым ледяным взглядом в ус­кользающие под брови глаза Дегаева. Но это длилось мгно­вение.

— Шучу, Сергей Петрович! Шучу! — снова расплылся в обворожительной хмельной улыбке. — Разве вы можете убить? Это, голубчик вы мой, прерогатива Господа Бога. Живить да мертвить.

— И палача Фролова, который народовольцев казнил, — хмыкнул штабс-капитан.

— Да вы балагур, однако! — рассмеялся Судейкин. — Впро­чем. Мучает меня один вопрос. Вопросец, я бы сказал. Очень интересный. И стал я задавать его себе, как только за рево­люционеров взялся. А вскоре с мудрецом у ворот монастыр­ских свел случай.

Тем временем в двух шагах от тайной жандармской квар­тиры в скобяной лавке Стародворский и Конашевич поку­пали тяжелые ломы. После отправились в мастерские на Патронный, где тугоухий любитель жареных мышей Зборо- мирский укоротил каждый лом до аршина и, примерив желе­зо к руке («теперь по полпуда будет!»), вернул обрубки наро­довольцам. Зборомирский был счастлив: он нужен, про него вспомнили!

Покушение наметили на 16 декабря. Герман Лопатин ут­вердил дату.

.— А он, представьте себе, из монашествующих, — Су­дейкин стоит в передней и никак не может проститься со сво­им агентом. — И я ему про революционеров, про этих озлоб­ленных мальчишек, на священную жизнь посягающих. И жаль их, но и. Я ведь и сам отец, да что же делать с ними? А он мне.