Александр Солженицын. Портрет без ретуши

И пока новобранец Солженицын учится запрягать лошадей (ах, если бы это могли делать за него батраки его деда Семена Ефимовича!), Наталия Алексеевна живет трудной, изматывающей силы жизнью, которая выпала на долю советских женщин в военные годы. Каждый четвертый день все студенты и сотрудники химического факультета Ростовского государственного университета прерывают занятия и отправляются за город рыть противотанковые траншеи. Трамваи уже не ходят. Наталии Алексеевне приходится идти пешком через весь город, а потом по степи: пять часов пути. И семь часов она не выпускает из рук лопату. Она никогда не отличалась крепким здоровьем и физической силой, но не жалуется. Более того, она мужественно переносит трудности и стремится поднять настроение другим, восхищаясь степными травами, яркими листочками, благоухающими цветами, о чем позднее напишет в своей книге с такой непосредственностью и чарующей простотой.

Так или иначе, она раньше, чем Солженицын, узнает, что такое война, познает ее жестокую, убивающую своей обыденностью сущность. Лицом к лицу она столкнется с войной, когда та безжалостно вторгнется в ее жизнь в виде неказистой официальной бумажки, на которой напечатано: «Эвакуационный лист». Это означало, что город, где ты жила, училась, познала радость первой любви, будет оккупирован врагом. Эти слова мгновенно погружают ее в реальную атмосферу бессчетных часов ожидания на вокзалах, забитых беженцами, воздушных налетов и, главное, пути в неизвестность.

Наталия Алексеевна вместе со своей матерью отправляется навстречу неизвестности. Единственное, чего она больше всего боится, – потерять связь с мужем. Ее дневники того времени при всей их кажущейся наивности и простоте являются потрясающим свидетельством лишений беженцев. Спали где придется, уходили все дальше в чужие и незнакомые края, пока не закончили свой путь беженок в казахском поселке Талды-Кургане.

Конец лета – начало осени 1942 года. Бои идут на подступах к Кавказу и в Сталинграде. Война достигает своей критической точки. В этот исторический момент Александр Исаевич Солженицын избавляется от необходимости иметь дело со скребницами и навозом, подковами и хомутами: его переводят в Кострому. В род войск, для которого он, собственно, предназначен, имея математическое образование, – в артиллерию.

Наконец (у Наталии Решетовской записана точная дата – 13 октября 1942 года) после более чем трехмесячного молчания от мужа приходит первая телеграмма.

Любовь военных лет! Почтальон играет в ней большую роль, нежели дуэнья в пьесах Лопе де Веги. Наталия Алексеевна живет ожиданием писем. Если почтальон принесет небольшой треугольник со штемпелем: «Проверено цензурой», как это принято во всех воюющих армиях мира, значит, пока все в порядке, свет становится милее. Ну, а если не принесет? Тогда не остается ничего, кроме очередных суток ожидания, тревоги, вопросов (Что случилось? Что могло произойти?) и обращения к старым письмам, воспоминаниям, записям в дневнике.

Но письма приходят регулярно. Лучшего и пожелать нельзя. Кажется даже, что эти месяцы разлуки Наталии Решетовской и Александра Солженицына были самым чистым периодом их отношений. Письма тех дней и месяцев – насколько я мог с ними ознакомиться – преисполнены любви и, кажется, искренни, проникнуты взаимопониманием. Наталия Алексеевна Решетовская безмерно счастлива: тот, кого она любит, думает о ней, делится с ней своими самыми сокровенными чаяниями и опасениями.

Она – его жена. И как жена она тоже нужна Солженицыну. В одно прекрасное время, уже после ее возвращения из эвакуации в Ростов-на-Дону, Наталию Алексеевну посетит неожиданный гость.

– Наташа, какой-то сержант тебя спрашивает, – скажет ей мать однажды ночью 1943 года. Наталия Решетовская точно заметит время: три часа ночи. Гостем, появившимся в дверях, был сержант Илья Соломин, ординарец Александра Исаевича Солженицына, командира батареи звуковой разведки. Он прибыл с непростой миссией. Ему приказано сопровождать жену своего командира в прифронтовую зону, которая удалена от Ростова на многие сотни километров. Это значит, что нужно суметь ее провезти по прифронтовым дорогам, где война расставила усиленные патрули, и доставить ее в часть особой важности, куда не допускались даже посторонние военные, не то что гражданские лица.

«Я знала, что это запрещено, – напишет потом Наталия Алексеевна, – но я полагала, что такому хорошему боевому офицеру, каким был Саня, это простят».

Итак, Наталия Алексеевна отправляется в дорогу. Она едет, как опишет позднее, переодевшись в военную гимнастерку, которая была ей велика, имея при себе хотя и настоящие, но полученные не вполне законным путем документы. И вопреки всем преградам после двух с лишним лет разлуки встречается со своим мужем.