Александр Солженицын

Кто видел Солженицына перед отречением — тот не забудет грозную музыку судьбы: при внешнем спокойствии — стальная точность жеста, неколебимость решения, огненность веры. «Нынешний отказ ставит писателя, живого классика русской литературы в почётный ряд мужественных патриотов своего Отечества», — отмечала оппозиционная пресса, называя имена предшественников: писателя Ю. Бондарева, композитора Г. Свиридова, генерала Л. Рохлина, не принявших разные награды от руководства страны. Однако первого кавалера ордена, Д. Лихачёва, поступок Солженицына не порадовал: это «неуважение к власти», «элементарная невоспитанность», «Ельцин тут ни при чем», «я уговаривал А. И. получить орден, но он встал в позу и остался непреклонен». Но тот же Лихачёв вполне понимал стремление Солженицына «отгородиться от власть имущих»: «Подобно Тургеневу, Достоевскому, Толстому и другим русским классикам, Солженицын всегда был “против мундиров”, находился в духовном изгнании». Но получалось, что способность «жить по совести, говорить правду независимо ни от каких партийных, идеологических соображений» — некорректна? невежлива? А воспитанность — нечто противоположное совести и правде?

Отказ от награды комментировался как поступок прогнозируемый: опубликовав «Россию в обвале», писатель не мог поступить иначе. «Может быть или высшая награда, присуждаемая властью, или такая низшая оценка деятельности этой власти». «Значение того солженицынского вечера для меня, — замечал Е. Яковлев, — возвращение на Таганку. Не возвращение “Таганки”, оно невозможно. А наше возвращение на Таганку как на место коллективной мысли, общей мечты, сопротивления, протеста против насилия. Когда я шёл на спектакль, люди, как когда-то, стояли у входа и спрашивали лишний билет. И то, что отказ Солженицына от президентской награды произнесён именно со сцены “Таганки”, для меня чрезвычайно важно». Поведение Солженицына в дни юбилея называли венцом его нравственного противостояния злу. «Для жадной и услужливо-суетливой интеллигенции это стало столбнячным шоком. А для будущих поколений высоким примером. Ни один из его злопыхателей не смог бы подняться на такую высоту. Своим поступком великий “зэк” отвесил глубокий поклон своим ушедшим товарищам по лагерной баланде» (К. Раш).

Для властей жест писателя не стал сюрпризом. Президент не учёл просьбу лауреата и не воздержался от вручения награды. Сообщалось, что окружение Ельцина восприняло шокирующее заявление чрезвычайно мягко: А. И. «всё равно» оставляли кавалером ордена, которого он «безусловно заслуживает». «Его право принять либо не принять награду, но долг президента, так, как он его понимает, перед государством — не оставить неотмеченным выдающегося человека в день его юбилея». «Нынешние властители в попытках награждения писателя лукавят — вроде Россию в обвал двигают не они», — говорили в народе. «Отказавшись от ордена, Солженицын замечательно точно выразил свою гражданскую позицию», — считал губернатор Красноярского края А. Лебедь. — В стране, которая влачит жалкое существование и находится в состоянии перманентной гражданской войны, ни один человек не должен получать ордена до тех пор, пока его Отечество не станет страной единого народа, не обретёт собственное достоинство и уважение к себе. Я приветствую позицию Солженицына» (сам Лебедь будет награждён орденом святого апостола Андрея Первозванного в декабре 2000 года и награду примет — за полтора года до своей гибели в авиакатастрофе).

Именно это награждение-ненаграждение стало кульминацией юбилейных солженицынских дней («уникальный пример писательского самоуважения и личностной целеустремленности», по одной из оценок). Невручённый орден залёг невзорвавшимся снарядом, миной в минном поле. «Истинный, неподдельный трагизм ситуации, — писала “ЛГ”, — в том и состоит, что обе стороны — награждавшая и непринявшая — поступили как должно, оставив почтеннейшую публику в состоянии недоумения. Неожиданно или, напротив, закономерно при таких фигурантах нам в этом сюжете не оказалось места. Кому аплодировать? Кого освистывать? Шаг вправо, шаг влево...»

Характерно суждение Н. Михалкова, посетившего Солженицына по своей инициативе (и по-соседски) в начале 1999 года. «Мне показалось (и это самое главное), что Александр Исаевич не диссидент по существу своему. Это вовсе не означает, что я хочу принизить роль диссидентов. Это смелые люди, и они многое сделали. Но мне внутренне претит диссидентство как таковое по одному эмоциональному качеству: потому что оно строится на словах “нет”, “не люблю”, “не нравится”, “будь проклято”. Меня же интересует: “люблю”, “хочу”, “мечтаю”, “делаю”… Мы пытались оценить вместе, что плохо у нас… Говорили о том, за кого и за что можно было бы “дружить”, выражаясь фигурально».