Александр. Том 1 (СИ)

— Я не помню, чтобы вызывал вас на доклад, — с ходу произнеся эту фразу, прошёл к столу.

— Тем не менее вы меня приняли, ваше величество, — спокойно ответил Михаил. Он вообще был на редкость спокойный, очень собранный.

— И что вы думаете по этому поводу? — спросил я.

— Вам любопытно, ваше величество? — Сперанский повёл плечами, словно его охватил озноб.

— Не только, — я откинулся на спинку кресла, пристально разглядывая его. — Я мог забыть, что назначал вам встречу. Видите ли, у меня серьёзная проблема: нет личного секретаря. Но вернёмся к вашим делам. Раз вы решили вот так попробовать меня потревожить, значит, у вас есть на это основания?

— Да, ваше величество. Так как именно я занимаюсь благоустройством города, ко мне подошёл господин Макаров и попросил освободить Петропавловскую крепость, потому что вы передаёте её полностью в его распоряжение. — Сказал всё так же спокойно Сперанский.

— Да, верно, а в чём проблема?

— Проблема в том, ваше величество, что я не знаю, куда перевезти архивные документы. Их много скопилось. По-хорошему нужно отдельное здание, чтобы их все разместить. Но никто не может дать мне ответа, а сам я теряюсь и не могу принять подобное решение самостоятельно. — Твёрдо проговорил Сперанский.

— И что вы предлагаете? — я смотрел на него с любопытством.

— Я предлагаю оставить архив на месте. Выделить для него отдельное помещение, сухое и без крыс, чтобы документы сохранить можно было. — Выдохнул он, и впервые с начала нашего разговора опустил взгляд.

— Вот что, — я решительно поднялся и вышел из-за стола. — Сейчас прибудут как раз тот самый господин Макаров и военный комендант Кутузов. Предлагаю всем вместе съездить и посмотреть на месте, из-за чего весь этот сыр-бор. Возможно, вы и правы, и архив лучше будет оставить на месте.

Зимин, исполняющий обязанности моего адъютанта, как будто под дверью подслушивал, и когда я произнёс последнее слово, заглянул в кабинет.

— Господин Макаров прибыл для доклада, ваше величество. Военный комендант Санкт-Петербургский и Выборгский Кутузов, прибыл для доклада. — И он вопросительно посмотрел на меня.

— Я всегда поражался этой особенностью — приезжать на доклад в одно и то же время, — проговорил я задумчиво. — А ведь докладывают они мне по отдельности. Что за потребность ждать в приёмной? Или же они делают это специально, рассчитывая на то, что у меня в это время будет сидеть посетитель, и они могут даже посплетничать вволю?

— Вы у меня спрашиваете, ваше величество? — Сперанский удивился, но изо всех сил старался это своё удивление не показывать.

— Вася, передай Кутузову и Макарову, что мы все вместе поедем осматривать Петропавловскую крепость. И вели коня мне подготовить. — Сказал я Зимину. Он кивнул и закрыл дверь, я же повернулся к Сперанскому. — Где вы учились, Михаил Михайлович?

— В Александро-Невской семинарии, ваше величество, — ответил Сперанский, я же обошёл его по кругу, внимательно рассматривая.

— Почему-то я сразу же подумал про семинарию, — проговорил я, потирая подбородок. — Интересно знать, почему?

— Не могу знать, ваше величество, — осторожно ответил Сперанский. А у меня никак семинария не вязалась с реформами, который проводил этот человек. Эти реформы я весьма поверхностно изучал в школе, и размах впечатлял.

— Действительно, откуда вам знать, о чём я подумал. — Я обошёл его ещё раз. Было видно, что Сперанский старается не крутить головой вслед за моими движениями, и ему это с трудом, но удаётся. — Вы вольнодумец, господин Сперанский?

— Я не… — он замолчал, а затем решительно произнёс. — Можно и так сказать.

— И чем вы руководствовались в своих измышлениях? Кто повлиял на то, чтобы семинарист стал вольнодумцем?

— Я много читал трудов Вальтера и Дидро, многих других философов…

— Вы понимаете, — перебил я его, — что труды философов редко проверяются на практике? Это всего лишь размышления на тему, как сделать всем хорошо и ещё чуть-чуть лучше. Вот только к реальности они практически не имеют отношения. Да и трактоваться могут по-разному. Лично я знаю, как минимум одного, хм, художника, который труды выдающегося философа принял за основу своих действий, и в итоге это привело к катастрофе. — К счастью, он не стал у меня спрашивать про то, какого художника я имею в виду. Наверняка среди обожаемых дворянами этого времени греков найдётся парочка, попадающих под моё описание. — Я как-то слышал одну песню, мельком её услышал, даже не знаю, кто автор, но пара строк отпечаталась вот здесь. — И я дотронулся до виска, а потом негромко произнёс, вольно перефразируя слова песни. — «Сделай же это, ты кричал под окном. Он понял не так, ты пел о другом»* М. Пушкина.

— Зачем вы мне это говорите, ваше величество? — тихо произнёс Сперанский.