Александр Васильевич Суворов

План делал честь его составителю – Тугуту: Италия предоставлялась в полное распоряжение Австрии; австрийские войска уводились на спокойный театр войны; грозному Мас– сене подставлялись русские войска: кто бы из них ни победил, оба ослабеют, и Австрия так иди иначе извлечет из этого пользу.

Австрийцы без особого труда получили согласие Павла на этот план. «Сокрушаюсь сердцем обо всех происшествиях, ниспровергающих меры наши к спасению Европы, – растерянно писал Суворову одураченный император, – но на кого же пенять?» Этот риторический вопрос остался, разумеется, без ответа.

Следует иметь в виду, что, по мысли Суворова, не ему надлежало идти в Швейцарию, а оттуда должны были прислать ему сильные подкрепления, чтобы усилить его перед походом во Францию.

20 августа Суворов писал графу П. А. Толстому: «Намерение мое было, взимая от Корсакова 10 000 по окончании утвердить границу и изготовить вступление всеми силами во Францию через Дофине, где верно до Лиона нам уже яко преданы были». На следующий день (21 августа) он пишет о том же Ф. В. Растопчину: «…докончить с Италией начисто, закрыть ее границу диверсией),[123] но и целой операциею на Лион… Иначе здешняя Австрийская армия с бештимтзагером пойдет под унтер-кунфт, откуда будут ее гнать до Кампоформио (в октябре 1797 года в местечке Кампоформио австрийцы вынуждены были подписать с Наполеоном позорный мир. – К. О.) да и найдет ли кто их генералов, чтоб не был мерсенер и бродфрессер?».

Как не удивляться вещему предвидению Суворова! Только на этот раз постыдный мир с Францией был подписан австрийцами не в Кампоформио, а в Люневиле (в феврале 1801 года).

Предвидя, что с Суворовым будет не так-то легко сговориться, австрийцы поставили его перед совершившимся фактом: извещая его о новом распределении сил, гофкригсрат присовокупил, что ему надлежит торопиться, потому что эрцгерцог уже начал выводить из Швейцарии свои войска.

Суворов был потрясен. Не говоря о политической стороне замысла, он ясно видел чисто военные трудности. Надо было хоть приготовиться к новой кампании, обзавестись необходимым для горной войны снаряжением, горными орудиями, понтонами, амуницией; русские войска не были привычны к условиям военных действий в горах, никто из них не знал местности.

«Сия сова не с ума ли сошла, или никогда его не имела», с негодованием писал он о Тугуте.

Новому посланнику в Вене, Колычеву, он слал одно за другим возражения против немедленной переброски его армии в Швейцарию.

«Барон Тугут, как не Марсов сын, может ли постигнуть?… Тугуту не быть, или обнажить его хламиды несмыслия и предательства. Коварные замыслы Тугута все более обнаруживаются».

Он пытался даже воздействовать непосредственно на эрцгерцога Карла. «Я уверен, – писал он ему, – что ваше высочество по вашей ревности к общему благу, не поспешите исполнением такого повеления» (то есть о немедленном выводе войск).

Но все было напрасно. Правда, эрцгерцог оставил временно в Швейцарии 20 тысяч человек под начальством генерала Готце, но при этом и Массена получал двойное превосходство сил. Зная энергию французов, Суворов не сомневался, что французский главнокомандующий постарается использовать создавшуюся ситуацию. «Хотя в свете ничего не боюсь, – писал Суворов, – скажу: в опасности от Массены мало пособят мои войска отсюда, и поздно». Надо было спешить на помощь Римскому-Корсакову. Скрепя сердце он отдал распоряжение к походу.

«В сентябре […] последовал поход Суворова, в котором, по образному и сильному выражению этого старика-солдата, „русский штык прорвался сквозь Альпы“,[124]

пишет Энгельс.

XIV. Швейцарский поход

В военной истории человечества мало можно найти столь драматических эпизодов, как швейцарский поход Суворова. Все соединилось здесь против русской армии: ледяная стужа; непроходимые горы и стерегущие бездонные пропасти, энергичный, гораздо более многочисленный враг, отсутствие припасов, одежды и патронов; незнание местности и непривычка к горным условиям; наконец, изменническая политика Австрии…

И, несмотря на это, отряд Суворова не растаял, не погиб, а вышел из окружения; полководец перенес все тяготы наравне со своими солдатами, а солдаты проявили такую исполинскую мощь духа, такую стойкость, что их героический марш в тесно сжатом кольце врагов поразил всю Европу.

Противник русских в Швейцарии, один из любимых наполеоновских маршалов, Массена, впоследствии с завистью говорил, что отдал бы все свои победы за один швейцарский поход Суворова.

Когда все старания фельдмаршала отложить поход оказались тщетными, было приступлено к срочному составлению плана новой кампании.