Александра

— Взять все крупные узлы обороны замка в свои руки. Плюс моя сестра изготовила взрывчатку, огненное зелье, которое во много раз сильнее чёрного пороха. Я взорвала казарму вместе с латниками фон Деница. Остальных либо добили, либо они сдались. Сам Ульрих фон Дениц сдался лично мне, отдав свой меч. Вот и всё. Сами мы при захвате замка не потеряли ни одного человека. Потери были потом, когда отходили. Орденцы догнали нас на броде через пограничную реку. Там я потеряла два десятка. Но и орденцы потеряли порядка сотни. Даже больше.

Василий взглянул на Вяземского-старшего. Тот кивнул.

— Всё так, Великий Государь. Это подтвердят все, кто ходил с ней.

— Чудно. А не волшба ли здесь была чёрная? А, Александра?

— Нет, Государь. Не волшба. Воинское искусство. Один полководец древности говорил, воюют не числом, а умением.

— Это кто же?

— Александр.

— Это который Македонский?

— Он. Имея армию в 40 тысяч копий, Александр разгромил наголову персидского царя Дария, имевшего армию в 200 тысяч мечей. Превосходство персов было подавляющее, в пять раз. Но это им не помогло. Другой полководец древности Ганнибал из Карфагена, наголову разгромил значительно его превосходящую римскую армию. У Рима было порядка 85 тысяч мечей. Из них 79 тысяч пехоты и 6 тысяч конного войска. У Ганнибала порядка 45 тысяч. Битва при Каннах является образцом великолепного тактического искусства, хорошо продуманного хода предстоящего сражения. И, Государь, я добрая христианка и верная дочь православной церкви. Поэтому я никогда не прибегну к какой-либо волшбе. И я готова это доказать.

— Интересно. Ты сказала, что вы с сестрой привезли некие сокровища?

— Это так, Государь. То, что я привезла, это великие святыни христианства, похищенные рыцарями тамплиерами, как в Иерусалиме, так и в Константинополе после его захвата триста лет назад. Я уверена, что эти святыни послужат вящей славе Москвы. Ибо Москва третий Рим и четвёртому не бывать! — Василий довольно кивнул.

— И что же это за святыни, царевна Александра? — Его глаза хищно блеснули.

— Первая. Это, с твоего позволения, Великий Государь, я хочу преподнести владыке Симону, как главе русской православной церкви. Патриарший крест, которым крестили самого императора Константина Великого. Того, кто основал Великий город, названный его именем. Кто дал истинный свет народам, признав христианство государственной религией империи.

Богдан взял футляр и передал мне. Я шагнула к митрополиту. Было видно, что он шокирован. И очень волнуется.

— Владыко, этим крестом крестили на царство всех императоров Восточно-Римской империи начиная с Константина Первого. Его полное имя Фла́вий Вале́рий Авре́лий Константи́н. И до того момента, пока рыцари и паписты не захватили центр христианства и не разграбили его. — Я открыла футляр и достала крест. Свет свечей заиграл на его золоте и драгоценный камнях. По залу прошёлся восхищенный вздох. Митрополит принял у меня реликвию. Потом поцеловал его в благоговении. Я смотрела на него. — Владыко, я не знаю, как Вы поступите. Оставите его здесь или отошлёте в Константинополь. — В зале сразу пошёл возмущенный гул. Мол почему это мы должны отдать? Не бывать такому. Я чуть улыбнулась. Конечно, Константинополю этот крест навряд ли достанется. Перевела взгляд на Василия. Сразу же нарвалась на его глаза. Опять этот взгляд, словно лезвие клинка. Поняла, что вновь иду по краю.

— Это же не всё? — Задал вопрос Владетель Московского государства.