…— Ненавижу… Не смейте… — раздавался хриплый шепот с кровати.
Вошедший в комнату Борис Нелидов — личный врач и дядя Оборского — бросил неприязненный взгляд на племянника и прошел к своей пациентке. Он поменял препарат в системе, поправил иглу, и мерный стук капель вновь нарушил гнетущую тишину комнаты. Для обостренного восприятия оборотня не слышный обычным человеческим ухом звук отзывался страшным набатом.
— Шел бы ты отсюда, — сдержанно посоветовал Борис Оборскому, — ей твое присутствие ничем не поможет. Скорее, наоборот.
— Бор, хоть ты не начинай, — устало посмотрел на него Глеб.
— Извини, но все это выше моего разумения, — недовольно нахмурился врач, — как ты умудрился дойти до такого? Не понимаю…
Не понимал не один Нелидов. Все обитатели усадьбы излучали молчаливое неодобрение. Глеб видел застывшее в их глазах недоумение и осуждение. Игорь, вообще, отказывался с ним разговаривать, и Оборский, впервые в жизни, не стал применять свою силу, чтобы привести членов стаи к покорности. Он понимал своих волков. За то преступление, что он совершил, самым легким наказанием было изгнание из клана. А тут… Сам альфа, вожак, всесильный Глеб Александрович, нарушил закон. Кто будет его судить и наказывать? Да, и найдется ли для Оборского худшее наказание, чем то, которое он обеспечил себе сам? Совершить насилие над своей парой… Для волка не может быть ничего страшнее. Еще бы! Каково это, чувствовать все эмоции своей половины, если они состоят из боли и ненависти к насильнику? При том, что насильником являешься именно ты. А зверь внутри требует наказать обидчика, вступиться за свою любимую. И что? Кого наказывать? Самого себя? Так и с ума сойти недолго…
Глеб тряхнул тяжелой головой.
— Бор, почему она не приходит в себя?
Врач, считающий пульс девушки, молча покачал головой, прося не мешать.
— Ей хуже? — не мог удержаться Оборский.
— Нет, не хуже, — ответил Нелидов, опуская руку Саши, — это ее способ ухода от реальности. Меня больше волнует продолжающееся воспаление. Все-таки, надо было везти Александру в клинику.
— Нет, — сжав зубы, прорычал Глеб.
— Уймись, — грубо прикрикнул на него Борис, — совсем с ума сошел. Еще на меня порычи! Всыпать бы тебе… Ладно, будем лечить здесь, а дальше посмотрим.
Откинув одеяло, врач приподнял на девушке тонкую сорочку, собираясь прослушать легкие.
— Не смотри на меня так, — не оборачиваясь, произнес он.
Оборский тяжело перевел дыхание. Все внутри просто взвыло, когда чужие руки прикоснулись к его женщине. А потом нахлынул стыд. Багровые синяки, украшающие «его женщину», заставляли в ужасе отводить глаза от истерзанного тела.
«Сам. Своими руками… Ненавижу…» — раздирало внутри.
Каждый раз, когда приходилось переодевать Сашу, его начинало колотить при виде оставленных им следов. Тело, которое он должен был беречь и лелеять, познало лишь боль его безумия.
— Выйди, — отрывисто бросил Борис.
Глеб упрямо набычился.
— Уйди, пока я тебя не убил прямо здесь, — сердито проговорил Нелидов, сверкая разгневанными глазами. Всякий раз, при взгляде на страшные синяки Александры, ему хотелось лично кастрировать непобедимого альфу.
Глава 12
Шел вечер восьмого дня Сашиной болезни. Девушка так и не пришла в себя. Оборский сидел в кресле у ее постели и, не отрываясь, смотрел на бледное лицо своей пары. Само это слово — пара, звучало для него странно. Столько лет, столько усилий, столько бесплодных попыток… Когда подошел его столетний рубеж, Глеб понял, что надежда на семейное счастье становится эфемерной. Он объездил все страны, побывал с визитами в разных кланах, но, увы… Единственной не было нигде.
Последние пять лет Оборский не прекращал поисков. Его последним упованием был уединенный клан канадских оборотней. Старый друг отца, Родерик Клейтон, глава Белой стаи, с радостью встретил Глеба, предлагая свое гостеприимство. И именно он, в конце концов, посоветовал мужчине прекратить поиски.
— Если судьбе будет угодно, она сама сведет тебя с твоей парой, — убеждал его Род.
— А если нет?
— А если нет… Найдешь себе подходящую волчицу, женишься по закону луны и будешь жить дальше.
— Родерик, а дети?
— Не всем выпадает счастье подержать на руках своих отпрысков, не всем дано наблюдать за их взрослением и первым оборотом. Это наша беда, и это же благо для людей. Судьба любит равновесие. Сила и долголетие оборотней оборачиваются их же проклятием…
Много подобных разговоров звучало в уединенном лесном клане. Полгода прожил у радушных белых волков Оборский. А когда вернулся домой…
…Саша застонала и стала метаться по постели.
— Тихо, все хорошо, — шептал мужчина, пытаясь удержать Александру. Та обмякла в его руках, задышала ровнее, сжатые кулаки расслабились, и она прерывисто вздохнула. Глеб, поправляя ее сбившуюся сорочку, неожиданно пораженно замер. Не веря себе, положил руку на Сашин живот и несколько минут напряженно вслушивался во что-то. А потом, на его лице появилась несмелая, недоверчивая улыбка.