Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

(Выносит приговор: взыскать с ответчика Янку Зуграву семь лей в возмещение убытков и две леи за судебные издержки.)

Лянка. Господин судья, целую ручку, а как же моя честь? Что с ней останется?

Ответчик(ехидно).Это уж забота господина Митикэ!

1893

НАГРАДА ЗА ПАТРИОТИЧЕСКУЮ ЖЕРТВУ

Перевод Р. Рубиной и Я. Штернберга

Наконец-то… Всего несколько часов осталось до утра одиннадцатого февраля, когда должен был произойти переворот. В казарме на Дялул-Спири артиллеристы окутывали колеса пушек соломой, чтобы на рассвете, не нарушая ночной тишины и мирного сна обитателей предместья, подойти с тыла к королевскому дворцу и поддержать там операцию заговорщиков. Военные выполнили свой долг, штатские тоже не ударили лицом в грязь.

Группы заговорщиков собрались в последний раз. Чтобы читателю все стало ясно, следует сказать, что широко развернутая подпольная организация состояла из отдельных небольших групп — от десяти до восемнадцати человек. В каждой группе несколько человек были связаны, втайне от остальных ее членов, с представителями другой группы. Таким образом, если бы даже удалось напасть на след заговорщиков, пострадала бы только горсточка людей. Организация была создана покойным К.-А. Росети [94], по классическому образцу организации Мадзини [95].

В этот вечер происходило собрание одной группы, которая состояла главным образом из молодых энтузиастов, если не считать двух-трех торговцев. Председатель, фанатик-либерал, который, скрываясь в 1848 году в Бруссе [96], раздобрел там на турецких хлебах, произнес краткую речь приблизительно такого содержания:

— Братья! Сейчас не время для разговоров, настал час решительных действий. Вооружитесь мужеством: великий миг приближается. Возможно, что еще до рассвета мы будем призваны принести большую жертву, какую отечество вправе требовать от истинного гражданина. Будем готовы на все! Никакие опасности не помешают нам выполнить долг патриота!

Председатель кончил свою торжественную речь. Молодые карбонарии, скрежеща зубами, подняли сжатые кулаки, что заменяло аплодисменты и одобрительные возгласы, ибо всякому известно, что в условиях конспирации нельзя шуметь. Пока председатель говорил, один из торговцев усердно шарил в карманах своих шаровар. Когда же оратор замолк, он встал, вынул из кармана довольно объемистый, туго набитый, засаленный кошелек и решительно направился к председателю. Шумно швырнув кошелек на стол, между подсвечниками, торговец сказал:

— Если наступило время для жертв, то и я не останусь в долгу.

Он принялся развязывать шнурок кошелька, а председатель и молодые энтузиасты смотрели на него с едва скрываемым отвращением. Один из них, самая горячая голова, не мог совладать с собой и крикнул с негодованием: «Хам хамом и останется!» Но все были очень голодны, и вид пузатого кошелька охладил первый порыв возмущения. Молодые энтузиасты переглянулись и, позабыв, что находятся в конспиративном кабачке, зааплодировали и дружно закричали:

— Ура! Ай да патриот! Да здравствует дядя Ницэ!

Бедняги потянулись жадными руками к кошельку, но тут толстокожий патриот взял его со стола и сунул обратно в карман.

— Ладно, — сказал он, — свою долю я вношу. Но кто даст еще, и сколько?

Председатель обменялся взглядами с молодежью и обратился к торговцу:

— Дядюшка Ницэ! У нас все по-братски: каждый дает, что может и сколько может. Например, эти молодцы, которым, как говорится, нечего терять, готовы жизнью рисковать, храни их господь! Ведь мы нешуточное дело затеяли. Подумайте только, дядя Ницэ, гарантии семи держав… Парижское соглашение… Получается, что мы идем против Наполеона Третьего. Это вам не игрушки, дядюшка Ницэ! Вот я и говорю: они, эти ребята, и на смерть пойдут, если понадобится.

— Упаси бог! — произнес дядя Ницэ. — Было бы жалко…

— Да, но это вполне возможно, не правда ли? Другое дело вы, человек совершенно иного склада, богач, коммерсант, — для вас нет смысла бросаться очертя голову туда, куда они кинутся. Недаром господь бог так все и распределил на земле: кому в удел заботы, а кому, к примеру, капитал. Сколько бы каждый ни вкладывал в общее дело, прибыль делится потом поровну, ибо все мы патриоты… Правильно я говорю?

— Выходит, что правильно, — согласился дядя Ницэ. — Теперь я понял…

— Ну вот видите! Выкладывайте-ка свою долю.

Дядя Ницэ снова достал кошелек, развязал его и вытряхнул на стол кучу монет. Тут были икусары, нисифьеле, сфанцы, фирфирики [97]и всякая другая мелочь. Он принялся считать. Оказалось, что все это составляет пять червонцев. Тогда он затянул кошелек шнурком и спросил:

— Ну а кто мне теперь подпишет фитанцию?

— Какую «фитанцию?»

— На выданную сумму.

— Что вы, дядюшка Ницэ? — воскликнул председатель. — И как только у вас язык поворачивается? Во время революции требовать расписку…

Дядя Ницэ прикрыл лапой монеты и начал подвигать их к краю стола, чтобы забрать назад.

— Без фитанции не могу дать. Как же я внесу эту сумму в свои книги?