Александрия. Тайны затерянного города

У Массона кружилась голова. Даже его наброски отсюда, годами остававшиеся черно-белыми, запестрели разными цветами. В этот момент, глядя сверху на Бамиан, он понял, что хочет поведать миру историю Афганистана. Он еще не знал, как это сделать, но понимал, что «стоит на пороге открытия»[236]. Его сердце радостно трепетало. «Inveni portum, Spes et Fortuna valete. Sat me lusistis, ludite nunc alios!»[237][238] – подписал Массон свой карандашный рисунок пещер.

В ту ночь небеса озарял нескончаемый звездопад[239].

Прошло несколько недель, и Массон снова очутился в Кабуле. Обратный путь в компании нескольких слуг Хаджи-Хана сложился неудачно и едва не стоил ему жизни. Метель заметала его по пояс и грозила похоронить в сугробах[240]

. Бывали ночи, когда его гнали прочь от убежища камнями и проклятиями, и он был вынужден ночевать на земле, завернувшись в плащ[241]. До Кабула он добрался обмороженный и полумертвый, в изодранной одежде, со сбитыми в кровь ногами, почти ослепший от метелей[242]. То, что он выжил, казалось даром свыше.

Вернулся он как раз на Рождество[243].

В 1924 году два французских археолога осторожно вскарабкались на скалу в Бамиане. Их целью была пещера, уходившая вглубь отвесной скалы над головой второго, высокого Будды. Оказавшись там после опасного восхождения, они, затаив дыхание, стали торжествующе озираться. Трудно было вообразить другое столь же недоступное место: возможно, здесь никого не бывало на протяжении долгих веков. Они долго привыкали к темноте, ожидая, что их взорам предстанут неописуемые богатства.

А потом один из археологов с упавшим сердцем увидел прямо у себя перед носом две нацарапанные на камне строки:

If any fool this high samootch explore,Know Charles Masson has been here before[244][245].

5

Город-в-Предгорье

В зимние месяцы жители Кабула сидели в четырех стенах, завернувшись в тяжелые тулупы. Замерзало вино, «ночью лопались от мороза медные сосуды»[246]. Но Массон был счастлив, невзирая на стужу. Никто не знал, путешественник он, шпион или сумасшедший, и не хотел знать. «Мало найдется мест, где чужак может так же быстро почувствовать себя как дома и со всеми сойтись, как в Кабуле. Нигде, наверное, все так не заботятся о довольстве и развлечениях чужака. Он должен быть весел, если же нет, то это упрек гостеприимству его хозяев и друзей. Я не пробыл в Кабуле и месяца, а уже перезнакомился не знаю с каким количеством людей и бывал гостем у них дома»[247]. Мусульмане, христиане, иудеи, индуисты жили бок о бок, вместе ели, вместе отмечали праздники, шли в общих похоронных процессиях[248]. «Они посещали свадьбы друг друга, участвовали в решении мелких дел, возникающих в обществе»[249]. Христианин одаривал своих соседей-мусульман в Навруз, исламский Новый год, и «звал их к себе в гости на Рождество»[250]

. В нынешнем Афганистане почти ничего этого не сохранилось. Старый город превращен в руины. Старый образ жизни почти забыт. Но в 1833 году Кабул был одним из самых толерантных городов в мире.

(Толерантность Кабула была почти что агрессивной. Когда кто-то из местных христиан хотел принять ислам, визирь подвергал его допросу, выспрашивая, «что дурного он нашел в собственной вере, принуждающего его сменить ее, и упрекая в никчемности и беспринципности»[251].)

Массон посвящал целые дни прогулкам по Кабулу. Городской базар был одним из чудес Азии. Индийского ученого Мохан Лала, путешествовавшего вместе с Александром Бёрнсом (и неоднократно спасавшего его от смерти), трудно было удивить, ведь он вырос в Дели. Но кабульский базар его поразил. «Те части базара, что под крышей, превосходят любое воображение. Прилавки громоздятся один над другим, переливаясь мишурой, и все вместе сливается в одну мерцающую массу, как звезды, светящие сквозь облака»[252].

Бродя между лавками, торгующими по случаю зимы «дикими утками и воробьями»[253], Массон не подозревал, что за ним следят.

В Кабуле работал соглядатай Ост-Индской компании, внимательно следивший за приездами и отъездами новых в городе людей. Вскоре после возвращения Массона из Бамиана этот человек доносил, что, «пока я сидел в одной из лавок базара, мимо меня прошел человек, на вид европеец: серые глаза, рыжая борода, коротко остриженный, без чулок и без обуви, в зеленой шапке, с кувшином факира или дервиша через плечо. Но на дервиша он похож не был и разглядывал все с любопытством чужака. Я сказал хозяину лавки, бывавшему в России, что человек этот, должно быть, русский, тот ответил: “Да, все, кто его видит, так и говорят, да только он – афганец”. Тот человек затерялся в толпе, а через несколько дней я снова его увидел, окликнул, но не получил ответа, он очень быстро ушел»[254].

Донесение шпиона быстро преодолело горы и попало в Индию. Сам он решил при следующей встрече с рыжим незнакомцем не дать ему уйти.