— Чего уж тут разбираться, если заведомое вранье? — Баринович тоже повысил голос. — Философского камня не было, нет и быть не может, а ядерный катализатор, тайной которого якобы владели в средние века, нонсенс.
— Но вы ведь признались, что обожаете? — стремясь внести разрядку, Дина Мироновна игриво погрозила мизинчиком.
— Так смотря в каком смысле. Во-первых, это мой хлеб, а во-вторых, интереснейшее поле для исследования. Почти нетронутое притом. И именно по той простой причине, что мне выпало счастье его обрабатывать, я особенно болезненно воспринимаю измышления шарлатанов, вроде Бержье. Наука раз и навсегда отодвинула алхимию в область теней. И нечего воскрешать то, что заведомо мертво. — Баринович сердито засопел и решительно придвинул к себе остатки салата.
— Не спешите отрицать, не спешите, — с улыбкой тайной осведомленности предостерег Валерочка. — Кибернетику с генетикой тоже отрицали, а чем это кончилось?
— Вот именно! — Туганов значительно прокашлялся в кулак. — Послушать иных узких специалистов, так ничего замечательного в мире не было и нет — никаких тайн, никаких загадок. Они вечно готовы пресечь стремление человека к звездам, на корню раздавить самую способность мечтать.
— Мечтать о чем? О том, что заведомо невозможно? Но это пустые бредни, а выдавать желаемое за действительное — обман, — невозмутимо отпарировал Баринович.
— Я с вами полностью солидарна, — поддержала Наташа, раздражаясь уже самой близостью клокотавшего гневом вздорного старикашки. — Люди настолько заморочены всяческими спекуляциями, что не отличают уже, где правда, где ложь. Все принимается на веру: маленькие зеленые человечки, гуманоиды всякие, которых выдают то за пришельцев, то за снежного человека, экстрасенсы…
Продолжение. См. «Огонек» №№ 1–6.
Вы и в экстрасенсов не верите? — поразилась женщина в лиловом платье, обласкав Наташу улыбкой мудрого всепрощения. — Спросите вашу тетю, она вам кое-что объяснит.
— Не обижайтесь, Дианочка, — поспешно пришла на помощь хозяйка. — Талочка просто увлеклась в своем полемическом задоре… Однако я на минуточку должна отлучиться, прошу извинить. Главное — без меня ничего не рассказывайте! — И она поспешно умчалась на кухню, откуда вскоре донеслись грохот и лязг раскаленных противней.
Готовый было вновь разгореться спор приостановило торжественное шествие Дины Мироновны. Пылая от кухонного жара и гордости, она внесла круглое блюдо, на котором дымилась туго набитая и обложенная печеными яблоками утка.
— Боюсь, что немного сыровата! — пожаловалась хозяйка.
— Сейчас посмотрим. — Диана Сергеевна повелительно выпростала из-под кружев жилистые руки. — Давайте сюда!
— Поразительно! — ахнула заранее потрясенная Альбина.
Второпях очистили место на скатерти, прибирая и складывая опустевшую посуду, и над вызывающе румяной утиной грудкой нависли чуткие ищущие пальцы экстрасенсорной женщины. Наташа изумленно ахнула и поспешно потупилась, пряча глаза. Ее душил смех. Поражала не столько сама сцена священнодействия, сколько оказанное ею воздействие. Особенно на Бариновича. Багроволикий, с отпавшей челюстью, он напоминал обиженного ребенка, которому ни за что ни про что-дали подзатыльник. Известное удивление выразил и художник, не принадлежавший, очевидно, к узкому кружку посвященных.
— Чего это она? — Он вопрошающе тронул свою даму за локоток, следя за пассами Дианы Сергеевны. — Игра, что ли, такая?
— Готова? — впервые за весь вечер раскрыл рот композитор, чем навлек на себя мимолетное внимание. — В самый раз?
— В самый, — подтвердила Диана Сергеевна, роняя руки. — Вы удивительно вовремя, милочка. — Она устало улыбнулась хозяйке. — Еще чуть-чуть, и мясо бы стало подсыхать.
— Я очень рада! — Дина Мироновна послала приятельнице воздушный поцелуй. — Какая вы все-таки душка!
— И что? — К Бариновичу наконец вернулся дар речи. — Она действительно видит, чувствует? — Потянувшись к Наташе, он грузно навис над столом. — У жареных уток, значит, тоже есть биополе?