Александровскiе кадеты. Том 1

– О, вижу, вижу! – пробасил он. – Никак нового начальника штаба у туркестанцев, его превосходительства полковника Солонова сынок? Фёдор Алексеевич, стало быть?

Хозяин беззастенчиво льстил – «его превосходительством» полагалось именовать только генерала, никак не полковника, и оттого Федя даже растерялся; а растерявшись, лишь молча кивнул.

– Не удивляйтесь, молодой человек, не удивляйтесь. Гатчино город маленький, а слухами земля полнится. Очень рад-с, очень рад-с! Входите, входите-с, у нас за погляд денег не берут. Евграф, любезный, приготовь-ка прейскурант наш да заверни получше, а я его превосходительству полковнику письмецо приветственное напишу, Фёдор Алексеевич домой и снесёт, верно ведь?..

Фёдор снёс. Папа только головой покачал.

– Торговцы. Лучше любых шпионов всё вызнают.

Но прейскурант изучал очень внимательно. И даже что-то купил на следующий день. Что-то явно недешёвое, потому что и Евграф, и Феофил Феофилыч стали с Фёдором весьма любезны, привечали, давали смотреть красивые каталоги и даже разрешали подержать настоящее оружие.

…В общем, в тот день после обеда Фёдор, как всегда, зашёл к Феофил Феофилычу. Как всегда, был встречен благодушным рокотом приветствия, но не успел он раскрыть новый, только что присланный каталог льежской ружейной фабрики «Коккериль», как дверь магазина резко распахнулась, да так, что едва не оборвался бронзовый колокольчик над ней.

В лавку ворвалась женщина, сухая, подтянутая, остролицая. В Елисаветинске Фёдор никогда таких не видел – в мужской кепке и пиджаке с юбкой-амазонкой. Следом за ней спешила, едва успевая, девочка в гимназическом платье, с длинной пушистой косой. Июль, теплынь, а она по всей форме – видать, гимназия строгая, даже в каникулы не допускают никаких вольностей.

В общем, девочка как девочка, но Фёдор на всякий случай отвернулся. Что он, девчонок не видывал?..

– Боже мой, Варвара Аполлоновна! – аж подскочил хозяин, а приказчик Евграф согнулся в низком поклоне. – Прошу-с, прошу-с! Евграф, стул госпоже…

– Не надо стульев, Феофил Феофилыч, дорогой, – резко бросила гостья. – Я к вам не лясы точить прибежала. Фу, неслась, словно финка-молочница, у которой сейчас товар весь скиснет. Лиза! Лизавета, постой в сторонке. Вон там, у окна. Так вот, любезный хозяин, мне требуется двустволка. Надёжная.

– Варвара Аполлоновна, я вам с радостью продам все двустволки мира, но, ради всего святого, что случилось?..

– На дачу мою напали. А двустволку беру сторожу моему, Михею.

Феофил Феофилыч схватился за голову.

– Да как же так?! Да что это такое? Опять, что ли, всё начинается? Как в девятьсот пятом? Что ж именно случилось, благодетельница?

– Бродяги какие-то. Люмпены. Не знаю даже, откуда они там. Но…

Гимназистка Лизавета тихонько вздохнула. Фёдор только сейчас сообразил, что он, лопух, сидит, а дама стоит, пусть даже и даме этой, как и ему, судя по всему, одиннадцать лет. Точнее, почти двенадцать. Ему, то есть Фёдору, почти двенадцать, через три недели.

– Asseyez-vous, s’il vous plaît mademoiselle[7]

, – совершил он тринадцатый подвиг Геракла, для чего ему понадобились все, до последней капли, познания его во французском. Что поделать, 3-я Елисаветинская военная гимназия не могла похвастаться выдающимся преподаванием иностранных языков. Если б не мама с сестрой Верой, вообще б ничего не смог сказать. И тогда прощай, корпус!..

Корпус, в который ему совсем скоро предстоит поступить.

– Благодарю, господин?..

– С-солонов. Фёдор Солонов.

– Очень приятно, – ужасно вежливым голосом сказала девочка. – Лиза. Лиза Корабельникова, к вашим услугам, господин Солонов.

У неё были удивительные глаза. Зелёные, все усыпанные яркими карими крапинками. Федя таких не видел нигде и ни у кого.

Приказчик Евграф и хозяин Феофил Феофилыч склоняли Варвару Аполлоновну к приобретению «американской автоматической дробовой магазинки Браунинга» аж за семьдесят пять рублей («и шестьдесят копеек за добавление антабок к оному») или же «шестизарядного магазинного дробовика Винчестера с подвижным цевьём отличной работы» за всего лишь шестьдесят целковых. Варвара Аполлоновна колебалась; гимназистка Елизавета сидела с очень прямой спиной, разве только руки не «в замок», как на уроке, а Федя Солонов переминался с ноги на ногу и мучительно краснел, чувствуя, что должен, что просто обязан что-то сказать, но что?..

– Depuis quand êtes-vous ici, cher Monsieur Solonov?[8] – наконец выдала девочка.

Федя мигом покрылся по́том. Его познания во французском показывали дно. «Ишь какая, – невольно подумал он. – Ну точно, как Вера! По-иностранному!.. Небось задавака, каких свет не видывал!.. «Когда приехали» да «месье»… Будто нормально, по-нашенски, не может!»

– Да всего неделя, мадемуазель Елизавета…

– Можно просто Лиза. – И она взглянула на него снизу вверх своими невозможными глазищами. – И можно по-русски. – И прибавила заговорщическим шёпотом: – Это из-за мамы только, не подумайте, я не воображуля какая. Я не очень французский знаю…