Вот взять, допустим, Вадима Кожинова, ставшего знаменем «русской партии» в ее нынешнем виде. Он ведь открыто декларировал:
Внутренние противоречия в стране огромны и неисчислимы. Мы все стоим по разным сторонам интеллектуального, имущественного, национального фронтов. Мы не понимаем друг друга и часто даже не хотим понять. Мы, с одной стороны общества, суть концентрация природного, родового и материального, а с другой – приоритетов личностного, резонерского, расчетливого «благомыслия». Только для художника-повествователя всякий конфликт – это повод к творчеству, ведь давно известно, что в основе драмы и лежит конфликт, это и потрясает зрителя и читателя. Но ведь и «война эстетик» есть продолжение войны гражданской.
Это если говорить о внутреннем противостоянии по линии «Восток – Запад», о столкновении «азиатчины» и «европейщины» внутри общества. А также и в каком-то измерении «истинного» и «наносного». Но для судеб мира куда важнее внешнее – геополитическое измерение. И оно куда в большей мере интригует нас, «россиянских», то дикарски пугливых, то доверчивых, чем западный мир, который после перестройки воспринимает нас как абсолютный арьергард человечества.
И вот тут, во втором «Брате», Балабанов по привычной схеме задает на пустом месте драму, какой она и готова всегда представляться обывательским массам. Противопоставляя «порочному Западу» (в лице Америки – с ее «идеей денег») нравственную планку «правды-силы». Ничего не сообщая зрителю, что она там давно уже есть и своя (
Впрочем, тут у него есть и позитив: в этой попытке он беспардонно трясет двухсотлетнюю бороду наших славянофилов и последующих почвенников, которые были убеждены, что придет время – и мы в своей культурной особости еще и высокомерному Западу укажем путь к духовности и нравственному спасению. Во времена его «Братьев» Россия еще не заслужила роли изгоя, и «диалог с «американцем» о сущностях мог выглядеть вполне убедительным.
Правду Балабанов соединяет с любовью к Родине. Таким он видит своего героя. Здесь он смело отодвигает в сторонку первичный тезис у тех на Руси, кто видел дальше, а именно:
Но любовь к Родине у «нового русского» и тем более у властного олигархата далеко не всегда равна патриотизму простого русского человека, низового, корневого, «неприхватившего». Что греха таить, зачастую она остается инструментом реализации потаенных замыслов правящего класса – в ситуации, когда Запад вдруг стал отстраняться от новорусских визитеров, требовавших безвизового въезда для присных и режима благоприятствования для своих капиталов. И в каком-то смысле «русская идея» может и спародировать самое себя, а может и дискредитировать, даже уничтожить. Не будет преувеличением считать, что