Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата…

Леху теперь будут часто показывать по ТВ. А как же иначе – каждому новому поколению, пробивающемуся к смыслам бытия, нужно «ставить мозги» сообразно задачам времени, в чем-то умело погружая его и в мнимый духовный протест. Ведь каждое нужно индоктринировать – привить кинематографом от «чумы тоталитаризма». С помощью все того же «важнейшего из искусств». И с помощью телевидения, конечно же, стрелявшего по нам в 1993-м…

А в душе он был обиженным ребенком. И Бога стал искать, когда испугался…

Да – я был зол на него тогда. И поэтому резок в оценках. Вот взять и помереть в пятьдесят – что уши отморозить бабушке назло… И отчего – от мыслей великих? От бремени страстей человеческих? Так нет – от личных потрясений, путаницы в башке, от водки и болезней. Да – был скор на руку как постановщик. И как художник не был зрения лишен. Но как мыслитель неглубок. И как радетель о роде людском – что твои богомилы с альбигойцами, – в общем полная «антисистема», если словами Льва Гумилева. Развел, понимаешь, претенциоз на пустом месте… И бертолуччи с пазолинями в такое не лезли. И вообще, почти все – производное от болезни, повлекшей и болезнь духа…

А пришло время – и стало жалко его. Почти как родного – словно братом был… И когда его вторая жена Надежда Васильева говорит, что он был сильным человеком, она невольно подменяет понятия и понимания. Говорю это по праву старшего по рангу памяти, по праву человека, знавшего Лешу задолго до нее.

Его сила, которая «в правде», часто была на грани своеволия, детского непослушания, даже буйства причудливого и распущенного воображения. И ведь признается же вторая жена (уже и не вспомню точно сейчас – но, кажется, в рассказе Дудю), как он, словно обиженное дитя, много раз срывался и убегал куда-то из дома, даже и трезвый, а потом ей приходилось искать его днями и ночами по всему городу. Да он ведь и не был последовательным в своем понимании правды. Декларируя свою аполитичность и будто бы творя «гештальты правды» в своей башенке из слоновой кости, он вплетал опорные художественные образы и смыслы в политическую ткань императивов правящей эпохи.

Правды было у него больше в его первых ученических фильмах. Скажем, в документальном его кино «Настя и Егор». Оно было в одной стилистике с телевизионной документалистикой 80-х, и это было явление молодежного романтизма – эпохи пламенеющего равенства, которую Балабанов почему-то клял потом и в своем кино, и в своих интервью. Да – был и застой, когда прирост ВВП упал до трех с половиной процентов, когда геронтократы сменяли один другого в палате интенсивной терапии и на катафалке и тусовщику Леше Балабанову ни за что от ментов будто бы доставалось. А если взять ракурс с другой стороны… то была эпоха светлого гуманизма в искусстве, когда по телеку пели Як Йолла или «АББА», когда была эпоха КСП (клубов самодеятельной песни) и молодежных рок-клубов, в которых находили себя Насти и Егоры. И снималось-то его первое кино на чистом дыхании – там все были друзья.

Правда эпохи или бриколаж на святом?

Можно ведь и рыцарем правды быть и при этом богатеть на торговле ложью. Прошедший еще Великую Отечественную и Лешу Балабанова переживший писатель Владимир Бушин замечательно сказал об этом. (Его слова относились к Солженицыну.) И тут я не впрямую даже укоряю Лешу – а в принципе, в метафоре.

На поверхности, бывает, как бы правда – а копни, уже и не совсем… глубже копни – уже и ложь явная… И так мы все устроены. К тому же что для кого-то представляется истиной, для другого ею не является. И главное, есть сущность, а есть явление. Ведь все мы видим движение солнца – и никто не готов своими органами чувств уловить вращение планеты, на которой живет. И вот Леша Балабанов был из тех, кто кричал и тыкал пальцем, словно возвращая нас в какую-то древнюю правду, в прародовую дремучесть, хотя бы даже и с наворотами из западного модерна. В простейшее видение вещей: смотрите – вот же она, истинная правда людских ощущений… Солнце встает на востоке и садится на западе… оно-то и движется, а все другое усложнено и домыслено… Она дана нам в наших чувствах, а что может быть важнее?