Алексей Федорович Лосев. Записи бесед

Может быть, ты не знаешь, что такое бессмертие души? Опять врешь. Уже самое предложение я умру показывает, что я и смерть разные вещи. С тем же успехом я могу сказать, что не знаю что такое материя. Лампа входит в материальный мир, но она не есть материя. А мои ботинки? Они материальны, но не есть сама материя. А что такое материя? Все знают, а определить не могут. Разве что вот только идеалисты знают, что такое материя, точнее. У материалистов материя это нечто волшебное. Идеалисты понимают ее более позитивно.

Так что все эти понятия, Бог, душа, мир, прекрасно известны до всякого определения. Интуитивно понятно, как, если палец разрежешь, будет больно.

Словом, брехня вокруг сплошная. Не знают, что такое душа… А если я ему скажу, что он бездушное существо, он обидится. Да и обижаться нечего, права не имеешь! Если я скажу, что ты круглый квадрат, то и обижаться нечего. А скажу ты бездушный, бессовестный — обидишься. Опять же совесть… Простите, всякий материализм хватается за совесть. А определение дать? Трудно определить.

На бессовестный ты обидишься. Да чего тебе обижаться, раз всё это ничего не значит? Нет, мы на самом деле ценим и знаем, что такое душа. И нам обидно, если нас называют бездушными. Почему? Потому что это великие понятия, которые мы интуитивно очень высоко ставим. Бездушный всё равно что дурак. Знаешь, что такое дурак? Так и знаешь, что такое бездушный.

Я обижаюсь на бессовестный, потому что совесть для меня очень важная вещь. Я могу грешить против совести, но сказать, что мира нет, души нет, совести нет, — это глупость, которая, как мне кажется, везде в Европе изживается и только царствует в Советском Союзе. Бог, душа, эти слова здесь нельзя употреблять. Разве еще совесть как-то можно определить. Но мир определить не могут. Для этого надо думать, быть философски подкованным человеком.

А вот еще случай, если человек не понимает, что такое Бог, потому что безрассудные родители не употребляли слово Бог. Казуистика такая: станет взрослый, сам решит, что такое Бог. Это казуистика! Если ты в детстве не узнал, что такое красный цвет, то и в восемнадцать лет не узнаешь. Дети не понимают слова Бог? Вранье. Играют же дети в королей, принцев, говорят: я принцесса, слуга, паж.

Так почему же они слова Бог не понимают, когда говорят, что Бог накажет? «Не бери чужого, а то Бог накажет».

Правда, мало ли идиотов. Есть и религиозный идиотизм. Человеку просто не разъяснили вовремя. Ну, допустим, он не знает, что такое Бог. Я не знаю интегрального исчисления. Это не значит, что нет интегрального исчисления. Я ведь знаю, что такое одна миллионная часть. Тогда должен верить и в интегральное исчисление.

Вико — он сложный. Там in nuce вся новая философия, диалектика. Раньше его не знали, теперь излагать боятся. Там у него всё… Там о Гомере замечательное рассуждение. Совершенно фигура оригинальная. Небывалая. Целый его том был переведен в 30-х годах[128]

. Замечательная вещь.

Художественное произведение есть соединение формы и материи, содержания и формы. Это целое можно рассматривать с идейной стороны, тогда получим стиль, а если реально, то получим формы самого искусства.

23.1.1972. Я тебе скажу по секрету. Православное декадентство — Флоренский. Истинно верующий… Как современный неотомизм на Западе. Это у нас было неоправославное декадентство. Флоренский был священник, преподавал в Духовной академии. Но на защите его диссертации один сказал: у Вас богатейшие примечания, но у Вас вот например письмо под названием ревность, другое любовь; я ищу православных источников — а Вы цитируете Пушкина, «Я помню чудное мгновенье…» Хохот в зале. Хохот дураков! Флоренский хочет найти софийную красоту в человеческих переживаниях, кончая самыми возвышенными, аскетическими. Сартр, шпана — растеряли бытие, привыкли иметь только переживания, поэтому тошнит. Что-то увидел, чего-то не увидел, и уже сюсюкает, размазывает. Так что тут выхода нет. А насчет Флоренского не знаю, может быть это и выход. Такие вот есть и католики теперь. Во многих сборниках о них есть, с руганью конечно, но цитаты интересные.

6. 2. 1972.

С меня довольно этой борьбы. В своё время я и говорил, и боролся, и ездил в центр, и в провинцию, и добился только того, что сам остался

цел и напечатали довольно много. Но сдвинуть с мест эту махину мне не удается… Всё-таки мои задушевные идеи не находят хода.

«Мракобесы». Этот термин так гулял в 20-х годах, что носу сунуть никуда нельзя было. Не знаю, может быть, теперешние кусачие выпады тоже ведут к высылке.

В ВОПЛях статейки маленькие. В отличие от массы советских литературоведов, которые не мыслят, а только ощущают, эти — Палиевский, Эльсберг — умеют мыслить. КЛЭ овеяна новым духом. Там теперь Палиевский. Но вот уже некоторый зажим есть, начинает ощущаться. А что будет в седьмом томе? В нем ведь по алфавиту будут очень ответственные статьи. «Соцреализм». Не знаю, как они выберутся из этого дела.