Алексей Гаврилович Венецианов

Мне видится мое селенье,Мое Захарово; оноС заборами в реке волнистой,

С мостом и рощею тенистойЗерцалом вод отражено…………………………………Уж вижу в сумрачной дали

Мой чистый домик, рощи темны,Калитку, садик, ближний пруд,И снова я, философ скромный,

Укрылся в милый мне приютИ, мир забыв и им забвенный,Покой души вкушаю вновь…

А несколько лет спустя в первой главе «Евгения Онегина» Пушкин скажет уверенно и твердо: «В глуши звучнее голос лирный…»

Скажем заранее — в Сафонкове, а отчасти благодаря Сафонкову, Венецианов создаст свои лучшие творения. Покамест оставим художника с домочадцами на Бежецком тракте. А наш путь сейчас географически ведет к Москве, во времени же — на сорок лет вспять, к 1780 году, когда в семье московского купца Гаврилы Венецианова родился сын Алексей.

В книге московской церкви «Воскресения Христова» за Таганскими воротами сохранилась запись с датой рождения и крещения Алексея Венецианова. Эта запись, обнаруженная советским исследователем Т. В. Алексеевой, — одно из немногих документальных данных, связанных с детством и юношескими годами будущего художника. В рассказе об этом времени придется опереться в основном на семейные предания, которые невозможно проверить, на противоречивые свидетельства племянника художника Н. П. Венецианова, на сведения, донесенные до нас записками его дочери Александры Алексеевны.

По семейному преданию, в 1730-х или в 1740-х годах в Нежин переселился Федор Венецианов с женой Еленой. По одним источникам, переселение произошло из Эпирского местечка Болгарии, по другим — из Болгарии, где чета Венециановых жила некоторое время, держа свой путь из Греции. В России семья впоследствии разветвилась, и каждая ветвь утверждала свою версию фамилии предков: одни считали, что в бытность в Греции предки прозывались Проко, другие — что Фармаки, третьи — Михапуло. Не вызывало ни у кого возражений лишь то, что род Венециано происходил из Греции и их первым обиталищем на территории России был город Нежин. В исповедальных книгах московской церкви «Воскресения Христова» отец Алексея Гавриловича долго именуется «нежинским купцом, греком», потом — «московским купцом, греком», а с 1785 года уже просто — «московским купцом».

Судя по «рекламным» объявлениям в «Московских ведомостях», Гаврила Юрьевич был купцом далеко не широкого размаха: ягоды в варенье по десять копеек фунт, ягодные кусты от трех рублей до полтинника ценою да тюльпанные луковицы «разных колеров, ценою смотря по величине луковиц». И еще один, не вполне обычный товар предлагал покупателям купец Венецианов: «очень хорошие разные картины, деланные сухими красками, в золотых рамах за стеклами, за весьма умеренную цену». В тогдашних газетах не раз встречаются объявления о продаже картин. Были в Москве скупщики картин, были, по-видимому, и спекулянты, которые не гнушались и обманом, завлекая простодушных любителей «подлинниками» Рубенса, Ван Дейка и Рембрандта… Не больше доверия внушают и продавцы «лучших картин за половинную цену» или «25-ти картин за сходную цену». В венециановских объявлениях бросается в глаза одна отличительная особенность: во всех предлагаются картины только сухими красками, то есть пастелью. Это не случайные «25 картин за сходную цену». Ясно, что рядом с купцом постоянно был какой-то художник, на протяжении не одного года. И художник этот писал — преимущественно или исключительно — пастелью. Кто он, этот художник? Поискать ответ на этот вопрос мы попробуем чуть позже.