«Когда императрица слушала подобные речи и узнавала о его страданиях, — пишет Анна, — то казалось, что это она сама страдает от той же болезни». Правда, Никита Хониат оставил нам другое, менее трогательное описание их взаимоотношений. И уж совсем иначе, сухо и деловито, эти сцены описывает Зонара; последний принадлежал к партии столичных чиновников и не любил Алексея.
Что касается болезни царя, то в ней легко распознать ревматизм и ишемию (или стенокардию). Его бы спасло шунтирование или даже серьезное медикаментозное лечение. Но коль скоро медицинские работники предлагают лечить царя слабительным, становится ясно: Алексей обречен.
Императрица приглашала самых разных врачей. Они щупали пульс, качали головами и «признавали, что находят в каждом ударе пульса признаки всякого рода ненормальностей, но не могли определить их причины». Доктора менялись, но было бы лучше, если бы императора лечил кто-то один. Медицинские светила терялись в догадках. «Врачам был известен образ жизни императора — не изнеженный, а, напротив, благоразумный, умеренный, какой ведут гимнасты и воины, при котором не могут появиться дурные соки — следствие неумеренного образа жизни», — замечает Анна.
Они объясняли стеснение в груди «другой причиной». Это медицинское заключение стоит привести полностью. Доктора считали, «что непосредственным источником его болезни является не что иное, как тяжкие заботы и постоянные непрерывные горести, из-за которых его сердце разогревается и притягивает к себе из всего тела излишнее вещество. Поэтому-то страшная болезнь и обрушилась на самодержца, не дает ему передышки и, как петля, душит его». При всем несовершенстве современной медицины нужно признать, что от византийцев и европейцев она ушла очень далеко.
С каждым днем болезнь царя становилась сильнее. Приступы следовали один за другим. Наконец они превратились в одно сплошное мучение. Боль и одышка не прекращались. Алексей уже не мог ложиться на бок и был не в состоянии без усилий вдыхать воздух. «Тогда были вызваны все врачи, и болезнь императора стала предметом их изучения», — говорит Анна.
Консилиум опять ничего не дал. Врачи разошлись во мнениях, каждый ставил свой диагноз и старался в соответствии с ним лечить больного. Состояние Алексея оставалось тяжелым. Ни одного вдоха не мог он сделать свободно. Чтобы вообще иметь возможность дышать, он должен был все время сидеть прямо, а если ложился на спину или на бок — «увы, наступало удушье», вспоминает Анна. Скоро оно уже не отпускало царя. «Даже когда сон из сострадания спускался к нему», Комнин не мог дышать. Угроза задохнуться висела над ним, как дамоклов меч.
Анна и Калликл опять предлагали дать царю слабительное, но их никто не слушал. Врачи сделали больному надрез на локте, чтобы пустить кровь. От кровопускания Алексею легче не стало. Император задыхался «и, тяжело дыша, грозил испустить дух у нас на руках», рассказывает Анна. Врачи продолжали эксперименты. Алексею дали лекарство из перца. Император слегка взбодрился. «Мы были вне себя от восторга», — сообщает ученая принцесса. Хотя ясно, что такое лекарство на самом деле способно было лишь добить «сердечника» Алексея. Так и вышло. «На третий или на четвертый день к самодержцу вернулись приступы удушья и стеснение дыхания. Я боюсь, не хуже ли ему стало от того напитка, — рассуждает Анна, — который, будучи не в силах совладать с болезнетворными соками, рассеял их, вогнал в пустоты артерий и усугубил болезнь. С этого времени ему очень трудно было найти удобную для лежания позу, ибо наступил самый тяжелый период болезни. Ночи напролет, с вечера до утра, лежал император без сна, не принимая пищи и ничего другого, что могло бы принести ему спасение. Нередко или, вернее, постоянно видела я, как моя мать проводила около императора бессонные ночи, сидела позади него на ложе, поддерживала его своими руками и, как могла, помогала ему дышать. Из глаз ее текли потоки слез, более обильные, чем воды Нила. Невозможно описать, какую заботливость проявляла она по отношению к нему днем и ночью, какой труд выносила на своих плечах, леча Алексея, поворачивая и переворачивая его, ухищряясь разными способами застилать постель. Да и вообще никому тогда не было покоя».
Тело императора словно налилось свинцом. Он мучился и страдал, не в силах победить удушье. В то же время царь постоянно пытался менять позы, чтобы легче было дышать. «Императрица сумела сделать это движение непрерывным: прикрепив к императорскому ложу с обеих сторон — у головы и ног — деревянные ручки, она велела слугам высоко над полом носить ложе и, сменяя друг друга, печься о самодержце».
Покоя не было и церковникам. Их заставляли молиться за императора. В храмах ставили свечи за его выздоровление. Но все это помогло еще меньше, чем лекарство из перца. Тело Алексея распухло, ноги отекли. Начался понос. «Бедствия одно за другим обрушивались на нас в то время, — пишет Анна. — Ни эскулапы, ни мы, хлопотавшие вокруг самодержца… не знали, куда обратить свои взоры; все говорило о близкой гибели».