Алексей Константинович Толстой

Далее в этом письме дядя описывает так называемый «слоновый двор» в Петербурге. Такие «дворы» устраивались в столице со времён Петра I для привезённых из Персии слонов. Невиданного зверя помещали в отдельный амбар, к которому стекалась любопытная публика: «Теперь расскажу тебе о слоне… Слон очень добрый и умный. Когда ему прикажут, так он станет на колени или ляжет на спину и ноги кверху подымет, как собачка. Дадут ему ружьё заряженное: он схватит его хоботом и выстрелит. Если бросить платок, то он его подымет и принесёт, как собака. Он тоже трубит в трубу, когда ему прикажут. Если дать ему бутылку с водкой, которую он очень любит, то он вынет пробку хоботом, выпьет бутылку и опять отдаст её назад. Подле него стоит кружка, он берёт из рук деньги и кладёт их в кружку. У меня он вынул хоботом гривенничек из жилета. Прощай, миленький мой Алёшечка…»

Никак нельзя назвать случайным то, что первыми стихотворными попытками Алёши стали басни, где герои — звери. С ранних лет, помимо поэзии, его обуревала ещё одна страсть: охота. Всё связанное с миром животных глубоко интересовало мальчика. Дядя всячески поощрял его любознательность. Он как-то послал в Красный Рог молодого лося, однако в сопроводительном письме предупредил своего малолетнего любимца, чтобы был осторожен и не только не приближался к рогатому гиганту, но и не подпускал матушку. Вскоре (19 февраля 1824 года) дядя вновь известил Алёшу, что купил для него в Феодосии маленького верблюда, ослика и дикую козочку. Весь этот зверинец должен был проследовать в Красный Рог.

Отголоском воспоминаний детства и первых поэтических опытов молодого стихотворца стало одно из ранних и, пожалуй, лучших его стихотворений, полное чувства единения с природой:

Где гнутся над омутом лозы.Где летнее солнце печёт,

Летают и пляшут стрекозы,Весёлый ведут хоровод.«Дитя, подойди к нам поближе,Тебя мы научим летать,Дитя, подойди, подойди же,

Пока не проснулася мать!Под нами трепещут былинки,Нам так хорошо и тепло,У нас бирюзовые спинки,И крылышки точно стекло!

Мы песенок знаем так много,Мы так тебя любим давно —Смотри, какой берег отлогий,Какое песчаное дно!»

(«Где гнутся над омутом лозы…». 1840-е)

ОТРОЧЕСТВО

Алексей Перовский всерьёз задумывался о будущем своего любимца. Вскоре, как ему казалось, представилась возможность поставить Алёшу на дорогу, ведущую к блестящей карьере при дворе. Странно, но этому способствовали связи, которые он завязал в литературных, а вовсе не в придворных кругах. Его добрый знакомый и знаменитый поэт Василий Андреевич Жуковский был приглашён руководить занятиями наследника престола цесаревича Александра Николаевича, будущего Александра II.

Живой свидетель павловских времён и аракчеевщины, Жуковский поставил себе целью воспитать гуманного государя, для которого подданные не были бы всего лишь солдатами, а Россия — обширной казармой. Надо сказать, что материал для гуманистической педагогики был не особенно благодатным. Воспитанник Жуковского не отличался способностями и с ранних лет больше всего любил воинские игры (в чём его всячески поощрял венценосный отец Николай I). Однако Василий Андреевич проявил незаурядную настойчивость и смог привить цесаревичу добрые начала. В том, что царствование Александра II осталось в памяти потомства эпохой «великих реформ», немалая заслуга и его благородного наставника.

По мысли Жуковского, воспитание цесаревича не должно проходить в отрыве от сверстников. Он высказал это царю, и Николай I с ним согласился. Товарищами наследника по занятиям стали сын графа Михаила Виельгорского Иосиф и Александр Паткуль. Для совместных игр по воскресеньям приглашались другие мальчики: Александр Адлерберг, Александр Барятинский (будущий фельдмаршал, победоносно завершивший Кавказскую войну и пленивший Шамиля) и Алексей Толстой.

Забегая вперёд скажем, что на первых порах эти игры были обыкновенными ребячьими потасовками. Наследнику никто не давал фору, и он часто оказывался на ковре сбитым с ног. Зато Алёша Толстой постоянно становился победителем. Уже тогда он отличался баснословной физической силой; ему ничего не стоило поднять одного, а то и двух мальчиков и перебросить через себя. Приятели признали его непобедимость и почитали как богатыря; сам же Алёша любил называть себя казаком. Разумеется, в памяти всплывал Красный Рог, с которым к этому времени пришлось надолго расстаться.