Аленький цветочек

Теперь о сыне… Его уже нет… Нет в живых… К сожалению, заветный цветок не понадобился, хотя признаю, что Анастасия положительно влияла на его рост, прилежно ухаживала за ним. А мой сын… Он был… Был генетическим уродом… Плодом моей любви к прекрасной женщине, моей жене, претерпевшем страшную мутацию в результате проклятия очень древней женщины. Ее проклятие страшному Воину-Зверю, убившему ее младенца, не пробило мощную черную ауру чудовища, не порвало тетиву его судьбы, а срикошетило, частично изменив как и судьбу самой женщины, так и сыграло свою роль на некоторых поколениях ее рода. 20 столетий у ее потомков иногда рождались мальчики уроды. К счастью, моя жена была последней. Бедная, древняя женщина не знала более крупного счета. Именно на двадцать столетий она прокляла Зверя. Ты не веришь — не верь! Но что случилось — то случилось. Я собственными руками уничтожил несчастное, ужасное по своей сути, создание — любимого и ненавистного сына! Уничтожил, спасая ее. Будучи еще маленьким ребенком, я поклялся на могилах своих, погибших от рук бандитов, родителей, что стану справедливым из справедливейших, буду нести только добро всем, кто будет близок ко мне, будет зависеть от меня, никогда не возьму в руки оружие, чтобы убить человека, даже врага! Породив сына-урода, это исчадие ада, я старался не допускать, не давать ему возможности творить Зло. Он был умным и послушным Зверем. Я хотел победить его зверское начало человеческим путем. Признаю — ошибкой было привезти твою дочь сюда. Признаю — я не рассчитал свои силы и возможности! Нельзя было верить Зверю — хитрому и коварному. Мне пришлось убить его, собственного сына и одновременно Зло! Я нарушил клятву, спасая ее, и видит Бог, если он есть, что я стал свободным! Какое облегчение я испытал! Тебе этого не понять, но твоя дочь, эта хрупкая девчушка, сумела открыть мне смысл жизни и неужели ты можешь подумать, представить себе, что я не смогу помочь ей? Тебе не понять — как человек, долгое время томившийся в темнице тайны, горя и страха, вдруг оказался на воле, стал новой личностью, свободной! И я, новый, готов посвятить всю свою оставшуюся жизнь, если понадобится, чтобы девочка, не только в скором времени стала здоровой, как прежде, но и закончила образование, получила работу, какую захочет…

И последнее — ты не сможешь привлечь меня к ответственности, ты подписал бумаги на опекунство до ее двадцатилетия, мое порядочное отношение к ней подтвердят многие свидетели, которые, кстати, тебя в глаза не видели! Между прочим, она не знает о твоем предательстве… А у меня в запасе еще два года, а там она решит сама! Ты пробыл с ней всего три дня, ты уезжаешь, где твои чувства к больной дочери? Чванливый и разжиревший сноб! Как мог Майкл считать тебя своим другом, и я хотел подружиться с тобой? Ладно! Поезжай! Прощай! Тебя отвезут. Я пошел к ней.

Растерянный, оглушенный услышанным Иван еще долго сидел охватив руками голову. Позже, находясь возле Анастасии, Сулейман через узорчатое стекло палаты видел сутулую фигуру. Постояв несколько мгновений и не решившись войти к дочери, Иван исчез с поля зрения. И все же Иван оставил последнее слово за собой. Из аэропорта он послал телеграмму: «Зачем ты спас ее? Хорош несчастный случай! Я потерял дочь! Всех твоих богатств не хватит вылечить ее! Лучше бы ей умереть, чем коротать оставшуюся жизнь в сумасшедшем доме. Прощай».

Сулейман с ожесточением скомкал листок в кулаке. Как он может? Ведь он отец! Потом аккуратно расправил и сложил смятую бумагу, спрятал в карман. Через несколько дней у Анастасии сняли швы. Уродливый багровый рубец змеей извивался среди серебристого ежика остриженных волос и оканчивался за ухом. Синяки и отечность сошли с лица, оно приобрело вновь свои прекрасные очертания. Только глаза оставались пустыми и безжизненными, бездумными…

Прошел уже месяц после трагедии. Анастасия сидела на снотворных и седативных препаратах. Ее мучили дневные галлюцинации и ночные кошмары. Страх и ужас порой охватывали ее и вызывали судорожные приступы, во время которых ее привязывали к койке, чтобы она не сбежала или не повредила себя. Сулеймана она называла Суллой, очень негативно реагировала на долгое его отсутствие. К остальным была безразлична. Светило психиатрии, привезенное из Каира, осмотрев ее, только развело руками. Трещина в лобной кости затянулась, энцефалограмма и томограмма в норме. УЗИ — в норме. Ее состояние? Дело времени… Человеческий мозг — это тайна, а тем более ее болезни. Но в данном случае — мозг здоров! Значит, со временем она вернется в свое прежнее состояние… Забота, уход, питание…

— Из лекарственных препаратов я бы посоветовал это, — черкнув рецепт и получив солидный гонорар, вздымая пыль, каирское светило, укатило восвояси.