– Во, и я говорю, что от тебя кожа да кости остались, – поддакнула Лелька, заставив меня задуматься. Если уже второй человек отзывается о моей внешности одними и теми же словами, то, наверное, я и правда выгляжу не очень. – Совсем ты с этим разводом отощала, – не унималась Трофимова. – Будем тебя откармливать.
Вот так и получилось, что весь вечер я провела в компании Ольги и Веры Николаевны, и вышла из их гостеприимного дома только ближе к одиннадцати. Лелька все порывалась вызвать такси, но я ее отговорила. Что тут идти-то? Пару кварталов всего. Район у нас тихий, спокойный, как раз воздухом подышу. Тем более, Владимир Моисеевич настоятельно рекомендовал пешие прогулки.
Я неспешно шла по тротуару, задумчиво глядя на опавшую листву. Мне нравилось, как она уютно шуршит под ногами. И запах нравился – тонкий, чуть горьковатый, осенний.
Неожиданно мне показалось, что за мной кто-то идет.
Здрассьте, приехали. Опять паранойя?
Не удержавшись, оглянулась, но никого не увидела. Видно, померещилось.
Почему-то вспомнилась встреча с Робертом, его горящие азартом и предвкушением глаза, и в душе шевельнулся страх. Эх, Машка, вот ничему тебя жизнь не учит! Нельзя быть такой беспечной. Тем более что тебе теперь не только о себе думать нужно, но и о ребенке.
Настороженно оглядевшись по сторонам, невольно ускорилась и пошла быстрее.
Я не слышала ни звука чужих шагов, ни каких-либо посторонних звуков, но внутри зрело твердое убеждение, что за мной кто-то следит.
Привет, паранойя! Давно не виделись. Пришла передать привет от бабы Кати? Помню-помню. Та тоже манией преследования временами страдала. Похоже, передались гены-то! Вернее, «гены и чебурашки». Видно, вместе с остальным наследством. Бонусом, так сказать.
Я иронизировала, стараясь не поддаваться страху, но тот все сильнее овладевал мною, заставляя едва ли не бежать.
В собственный подъезд я влетела запыхавшись, как будто за мной волки гнались. Ага. Которые оборотни. И только когда захлопнула за собой дверь квартиры, выдохнула и обессиленно уселась на старую, обитую бархатом банкетку. Пронесло.
Хотя, странно. Никогда не была трусихой. Наверное, это беременность так на меня влияет. Гормоны и все такое.
Я убрала в шкаф куртку и сумку, влезла в домашние тапочки и поплелась на кухню.
Горячий чай – вот что могло вернуть мне привычное равновесие и отогнать непонятные страхи. А потом – теплый душ, уютная постель и крепкий сон. Желательно, без сновидений.
Лес. Темный, влажный, ночной. Он обступал меня со всех сторон, заставляя настороженно прислушиваться к еле слышным звукам и шорохам, раздающимся в его таинственных недрах.
Я шла по слежавшейся листве, с удивлением понимая, что отчетливо вижу каждую веточку, каждую травинку, каждый камушек.
Мое зрение, мой слух, мое обоняние – они обострились в сотни раз, позволяя остро чувствовать все, что происходит вокруг. Лес жил своей собственной жизнью. Где-то вдалеке ухала сова и шуршали листья деревьев. Позади меня раздавался тихий шорох чьих-то лап. Чуть сбоку мелькнула темная тень. За ней – еще одна.
В воздухе разливался запах прелой листвы и влажной, после дождя земли.
Неожиданно по глазам ударил яркий голубоватый свет. Луна. Полная, большая. Она выглянула из-за туч, освещая ровную поляну, на которую я вышла из дремучей чащи.
В душе шевельнулось непонятное чувство. Ожидание, предвкушение, нетерпение. Радость. Да, радость. И желание запеть на весь мир.
Видимо, такое желание возникло не у меня одной.
Тихие звуки разнеслись по поляне. Они набирали силу, сливались воедино, а потом распадались на десятки голосов.
Я оглянулась вокруг и обомлела. Волки. Много волков. Они обступили меня со всех сторон, подняв к небу острые морды, и старательно выводили им одним ведомую мелодию ночи.
Они пели, и я, как ни странно, понимала, о чем эта песнь.
О силе, о мужестве, о стойкости. Об отваге в борьбе с врагами. И об уверенности в победе. Волки пели, и это была дань памяти тем, кто ушел за грани луны. А еще в стройных звуках слышалось прославление зарождающейся жизни. И рассказ о вечной любви, что так редко выпадает на волчью долю. И надежда на счастье.
Волки. Гордые, твердые, несгибаемые. И, одновременно, очень уязвимые.
Я слушала их и ощущала, как что-то меняется в моей душе, как расцветает внутри странное, трепетное чувство сопричастности к их миру. Ощущала себя одной из них.
Лунный луч скользил по поляне, а я стояла в окружении поющей стаи и не могла понять, во сне ли со мной все это происходит или наяву.
Я открыла глаза и недоуменно огляделась. Привычная обстановка спальни, свет луны, падающий в незашторенное окно. А-а, теперь понятно, откуда такие яркие сны. Кто-то поленился занавески закрыть, вот и снится всякое, да, Машенька?
Поднявшись с постели, подошла к окну, собираясь задернуть шторы, но невольно остановилась и внимательно присмотрелась к происходящему внизу. По двору скользили темные тени. Тихо, безмолвно, почти незаметно. Собаки, что ли? Да нет. Слишком крупные. Вспомнился недавний сон, и в душе шевельнулся страх.