Алфавита. Книга соответствий

Я взглянул – и почему-то ужасно успокоился. Прямо-таки заледенел.

Должно быть, от неприязни. В его жульнической двускатной коробке теперь лежали обрывки карты. Там была перегородка, которую он перекидывал то туда, то сюда. Очень просто – тут целая, там рваная.

И никакого мошенства.

– Целая, – хладнокровно сказал я.

Фокусник удивился.

– Что? Мальчик, смотри внимательней! Какая карта?

– Целая! – бессердечно настаивал я, глядя на ее обрывки.

Фокусник совершенно потерял лицо.

– Да нет же, мальчик! – смятенно воскликнул он. – Ну как же целая, когда рваная?!

– Целая!

В зале зароптали.

Он обжег меня злым взглядом – и тоже успокоился.

Девочка говорила то, что видела. Я говорил не то, что видел, а повторял за девочкой. Она – "рваная", и я – "рваная". Она – "целая", и я туда же… То есть благодаря моим усилиям эффективность его дурацкого фокуса была снижена как минимум вдвое. Но все-таки ему удалось убедить зал, что мы совершенные придурки и сами не знаем, что несем.

И я до сих пор жалею об этом. Ведь у нас был шанс с блеском разоблачить его глупые уловки!

Конечно, если бы эта дура с бантом была чуть сообразительней…

Фрадкин

Не пожалею я поклону

Для родины одеколону!

Русская народная песня.

Фрадкин живет на окраине города Кельна.

В непосредственной близости от его дома расположено некое учреждение

Бундесвера – внушительное многоэтажное здание с огороженным двором и всеми полагающимися прибамбасами. Не будем приводить его точное название. Только намекнем: что-то вроде Академии Генштаба. Или

Академии имени Фрунзе, если опереться на соответствующие наши аналоги. Или Штаба командования сухопутных сил. Короче говоря, серьезная организация, не семечками торгуют.

Как-то раз, шагая мимо ворот этого заведения к автобусной остановке,

Фрадкин неожиданно увидел российского офицера. Обычно там толклись весело гогочущие немецкие вояки. А тут – нормальный монголоидный капитан в нормальной форме отечественных вооруженных сил с нормальными знаками различия. Должно быть, он приехал по межгосударственному обмену. Капитан, скажем, отсюдова туда, в не до конца проясненную контору возле дома Фрадкина, а его коллега – оттудова сюда, в натуральную Академию имени Фрунзе.

Капитан покуривал и хмуро озирался. На его скуластом лице было отчетливо написано, что здесь, на чужбине, он чувствует себя немного не в своей тарелке. И ничего хорошего не ждет. Да и впрямь, как вдуматься. Языка не знает. Обычаев – тоже не знает. Ну вот шагают тут по улицам люди. Одеты вроде прилично. В очочках. А ведь все они

– немцы!

Ни поговорить с кем, ни словцом перекинуться. И вообще неизвестно, что у них на уме. Что вот они тут ходят? А вдруг не просто так они тут ходят?..

В общем, полный туман и пугающие непонятки. Того и гляди, проколешься. А тогда на родине ни звания очередного, ни должности приличной!..

Проходя мимо, Фрадкин заговорщицки подмигнул и спросил:

– Что? Наши УЖЕ в городе?

По его словам, бедный капитан рассыпал сигареты и так шарахнулся, что чуть не упал.

"

Хельга"

"Хельгой" изначально назывался сервант то ли немецкого, то ли польского производства. Потом их стали производить на одной из московских мебельных фабрик. "Хельга" несколько потускнела и осунулась, но популярности не утратила.

Я работал в институте и получал зарплату. Зарплаты не хватало. Время от времени я пытался подработать.

Олег Иванов и его напарник Коля ездили на большом грузовике-фургоне.

Меня Олег брал третьим. Не знаю, зачем. Пользы от меня, на мой взгляд, было мало. Мы колесили по Москве из конца в конец. Я им пел песни, а то еще читал стихи. Коля хмыкал, Олег ликовал, на светофорах, бросив баранку, бил меня лапой по плечу – еще давай!.. В промежутках внимательно изучали доставочный лист.

– Первый! – орал Иванов. – Переадресовка! Бля буду – переадресовка!.. Заработаем, мужики!

Приобрести сервант "Хельга" законным образом мог только житель

Москвы. Житель Подольска или Гжели шел на ухищрения: договаривался с родственником-москвичом, тот записывался, через год покупал вожделенную подольчанином вещь и оплачивал доставку – разумеется, на первый этаж, чтоб не тратить лишнего: ведь все равно же прямо от подъезда таранить ее бог весть куда!..

– Не-е-ет! – ревел Олег, широко отмахиваясь. – Да не возим мы в

Подольск! Да вы че! Нас менты за кольцевой повяжут! Какой, на хер,

Подольск!.. Сколько?! Тридцать рублей?! Да вы че, мужики! Семьдесят!

Семьдесят, я сказал! Че?! Коля! А ну давай сгружать ее на хер! Пару часиков на морозце постоит – и развалится! Будут знать!..

После этого события могли развиваться двояко. В первом случае непременно присутствующая жена с визгом бросалась на жадину мужа, и через пять минут мы уже весело катили в Подольск. Во втором хмурый

Иванов яростно матерился, крутил баранку и втыкал заднюю передачу с хрустом, похожим на звук раскалывающейся коленной чашечки.

– Во, бля! – бормотал он, когда мы выезжали из двора. – Тридцатки пожалели! Да она у них на морозе-то вся по досточкам разойдется!

Вишь, как заворачивает!..