Альфеус Хаятт Веррилл. Повести и рассказы

Рыдая от радости, что-то бессвязно бормоча, я обнял Мериму и на ломаном английском, испанском и тукумари попытался сказать ей, что она моя собственная, давно потерянная дочь. Она, бедное дитя, не могла этого понять и, без сомнения, подумала, что я внезапно сошел с ума. Но по мере того, как отец Бенедикто очень терпеливо рассказывал историю предполагаемой смерти Руфи и показывал ей ее детскую фотографию в медальоне, она, наконец, убедилась. Но она, конечно, ничего не помнила о своем детстве, ничего о первых нескольких годах среди тукумари, и по сей день правдивая история ее спасения, о том, как она была найдена и усыновлена индейцами, является лишь смутным предположением. Впрочем, это мало что значило. Того, что она была жива и вернулась ко мне, было достаточно, и никогда не было более веселой компании, чем мы втроем завтракали в то памятное утро в доме отца Бенедикто в маленькой Санта-Изабель.

Все это было так чудесно, так невероятно, и когда я посмотрел на Мериму, или, точнее, на Рут, в ее простом платье метиски, огромная волна радости и спокойствия охватила меня, и я почувствовал, что это действительно была моя награда за все страдания и лишения, которые я перенес. Я, вошедший в лес без гроша в кармане и одинокий, вышел Крезом с прекраснейшей из дочерей."

***

– И ты действительно веришь в эту байку? – спросил Уокер, как только Бельмонт подошел к концу рассказ.

– Совершенно верно, – ответил исследователь. – У Мередита была корона из перьев Ваупоны, у него были изумруды и золото, и у него была его дочь. Почему кто-то должен сомневаться в его истории?

– Ну, мне нужно было бы посмотреть, – заявил Блейк. – Я бы хотел увидеть такие убедительные аксессуары… особенно девушку.

– То же самое и я, – согласился Терстон.

– Вы все безнадежные скептики, – засмеялся Бельмонт, потянувшись за шляпой. – Но приходи в мои апартаменты в любой вечер, и я покажу тебе корону и некоторые самородки и камни. И ты можешь познакомиться с Мередит, он остановится у меня на некоторое время.

– Хорошо, пусть меня повесят! – воскликнул я. Уокер.

Бельмонт беззлобно ухмыльнулся у двери.

– Кроме того, – добавил он на прощание, – я хотел бы представить вам, парни, мою жену – принцессу Мериму.

1928 год

За полюсом

Вступительная записка. Доктор Эббот Э. Лайман

Прежде чем рассказать миру эту поистине удивительную историю, я считаю важным представить несколько строк пояснений, а также сделать краткий набросок или краткий обзор событий, которые привели к тому, что я обнаружил рукопись, рассказывающую о невероятных приключениях написавшего ее.

Как натуралиста, специализирующегося на орнитологии, меня давно привлекали регионы малоизученной Антарктики как богатейшее поле для моих исследований. Возможно, мой интерес к антарктической орнитологии объяснялся тем, что я жил в Нью-Бедфорде, городе, известном в прежние годы множеством китобойных судов, многие из которых ежегодно плавали в южные океаны в поисках жира морских слонов. От офицеров этих судов я получил много образцов птичьих шкурок и яиц, привезенных услужливыми китобоями. Тем не менее, эти образцы не совсем годились для научных исследований, и я, наконец, решил посетить Антарктику лично, чтобы наблюдать и изучать эту орнитофауну в ее собственной среде обитания.

Так случилось, что я нашел место на китобойном судне, направлявшемся в Южную Атлантику и Южную часть Индийского океана, и после нескольких месяцев плавания, длившегося без происшествий, я смотрел с палубы барка на хмурые горные вершины острова Кергелен8, или, как его еще называют, остров Запустения.

Здесь, в компании примерно десяти человек из команды барка, я был высажен на берег, и, будучи в изобилии снабжен провизией, инструментами и орудиями китобойного промысла, мы увидели, как судно отплыло в Южную Георгию9

, чтобы там высадить другие партии, которые, как и наша, останутся на берегу, на бесплодных клочках земли до возвращения корабля в следующем году.

Мне нет нужды вдаваться в описание чудесной фауны и флоры острова, равно как нет нужды останавливаться на редких и интересных образцах, которые вознаграждали мои ежедневные прогулки по голым базальтовым холмам или по густому кустарнику и чахлой траве долин, хотя для меня те дни были полны очарования и энтузиазма натуралиста новыми областями исследований.

Достаточно сказать, что однажды туманным утром, проникнув далеко в глубь острова в поисках нового лежбища альбатросов, я был привлечен странным поведением одной из этих огромных птиц.

Казалось, она не могла подняться с земли, хотя несколько раз расправляла свои огромные крылья и взмахивая ими приподнимаясь вверх на несколько дюймов. Но каждый раз она падала и неуклюже барахталась на земле.

Подойдя ближе, я обнаружил, что ноги птицы запутались в чем-то скрытом среди камней, и, подойдя на несколько ярдов к альбатросу, я с удивлением обнаружил, что к ноге птицы привязан шнур или леска, а другой конец шнура привязан к предмету, таинственно блестевшему на свету.