Альфред Нобель

Прошло целых восемь лет, прежде чем проблема была решена. И в течение этих восьми лет Нобель непрестанно трудился над её решением, невзирая на все болезни и тревоги. 1887 год с точки зрения морального и физического состояния Нобеля практически ничем не выделяется. Уже дало о себе знать заболевание сердца, которое впоследствии оказалось для него роковым. Он писал: «Я болен вот уже девять дней и потому не могу покидать мою комнату, довольствуясь лишь компанией лакея. В его глазах я читаю жалость, но не могу дать ему понять, что я уже это заметил. Никто другой мной больше не интересуется. Я чувствую себя гораздо хуже, что бы там ни говорил мой врач. Боль очень настойчивая и не утихает ни на минуту. Сердце моё тяжело как свинец. Когда пятидесятичетырехлетнего человека покидает весь мир, как это произошло со мной, и когда слуга — это единственное существо, которое проявляет к нему хотя бы какой-нибудь интерес, одолевающие его мрачные идеи становятся особенно грустными. И никто не сможет представить себе, насколько они грустны».

Тем не менее, именно в 1887 году Нобель изобрёл баллистит, или «взрывчатый порох Нобеля», или бездымный порох С-89. Новый эксплозив в основных чертах повторял пластический динамит: он состоял из нитроглицерина и нитроцеллюлозы, взятых в равных частях, а позже к этому составу было добавлено ещё 10 % камфоры.

Эта конечная пропорция компонентов была найдена не сразу, так как Нобель достаточно долго определял оптимальное содержание камфоры. До нас дошло объяснение того, как он это делал, а точнее того, к чему он стремился, сформулированное самим Нобелем: «Заменяя камфору нитроглицерином, я наконец-таки получил массу, которая была достаточно пластична для того, чтобы из неё можно было сделать небольшие шарики, и которая при использовании её в огнестрельном оружии воспламеняется не сразу, что позволяет заменить ею чёрный порох. Кроме того, новое вещество имеет следующие преимущества по сравнению с чёрным порохом: оно гораздо мощнее и не даёт (почти не даёт) дыма».

Неподалёку от новой резиденции Нобеля находилось стрельбище французского флота. Там и были проведены первые испытания нового изобретения Нобеля. Одновременно на заводе, построенном обществом Нобеля в Нормандии, неподалёку от города Онфлёр, начали производство баллистита.

Всё могло бы получиться как нельзя лучше. Но увы, в то время и общественное мнение, и власти, одинаково мечтавшие о победе над Германией, были слишком чувствительны ко всему тому, что могло найти военное применение. Контрразведка рыскала в поисках вражеских шпионов. В дальнейшем всё это повлекло ужасные последствия: несколько лет спустя дело Дрейфуса раскололо Францию на две ненавидящие друг друга части. И атмосфера, которая вылилась в эти события, стала причиной многочисленных и не очень приятных происшествий вокруг баллистита.

ГЛАВА 7

Берта фон Зутнер

Берта Кински, в замужестве фон Зутнер, выбрала себе мужа согласно велению сердца. Их брак был заключён без согласия родителей жениха и бывших работодателей Берты. Молодая пара поселилась на Кавказе, на родине принцессы Дадиани, вдали от Австрии и разозлённых родственников. В то время на Кавказе шла война: Россия воевала с Турцией.

Прошло десять лет, и семья фон Зутнеров была вынуждена признать свершившийся факт. Берта и её муж покинули Кавказ. Они вместе путешествовали, переезжая из одного города в другой, — так, как и подобает путешествовать обеспеченным аристократам. В 1887 году они поселились в Париже. Берта сразу же сообщила о своём приезде Альфреду Нобелю, и тот пригласил чету к себе, на авеню Малакофф. И муж, и жена были одинаково восхищены красотой тех комнат, которые гостеприимный хозяин им предоставил. Несмотря на радушие, с которым Нобель принял своих гостей, и даже радость, которую вызвал их приезд, Берта не могла не заметить, что он совсем не изменился: он по-прежнему был пессимистом и меланхоликом.

Речь Нобеля подействовала на Берту с прежней силой. Но для неё она оставалась лишь источником интеллектуального удовольствия. В своих мемуарах Берта описала Нобеля таким, каким она его застала на этот раз: «Он практически никого не принимал и почти не выходил в свет. Этот необщительный и удивительно трудолюбивый человек испытывал неописуемый страх перед салонной беседой. К его любви к идеальному человеку, который существовал лишь в его воображении, примешивалось немного горечи и разочарования в тех людях, которых он повстречал в своей жизни. А в некоторых случаях поверхностность, предвзятость или вольности в поведении могли вызвать у него приступ гнева или даже ярости. Его книги, его размышления и опыты — вот то единственное, что составляло его жизнь».