Али-Баба и сорок разбойниц

Если бы казан мог говорить, он бы, конечно, пожав плечами, ответил, что это она сама его сюда притащила. Но, увы, казан молчал. И потому девушке пришлось самой отволочь его туда, где он был уместен — к плите.

— Что же со мной происходит? — спросила Суфия сама у себя. И конечно, нашла ответ.

Она думал об Али-Бабе. Думала о том, сколь сладкими были его объятия, сколь нежными руки и сколь желанной стала его ласка. Суфия вновь и вновь вспоминала это, первое соединение и все поражалась тому, как не похоже было это на ту унылую любовь, которой потчевал ее муж. А та, последняя ночь запомнилась Суфие не лаской, а странными, оценивающими глазами мужа. О, теперь-то она знала, в чем тут дело…

Да, не стоило сейчас даже пытаться сравнить нежность и ласку Али-Бабы с принуждающими объятиями глупца Арно. И, подумав об этом, Суфия поняла, что полностью излечилась от своей старой любви… Она увидела ее в истинном свете. Вернее, увидела, что в ее замужестве вовсе не было никакой любви. Арно нравилось ее одаривать, получая благодарность, во сто крат превышающую любой дар. А ей? Что нравилось ей? Почему она так страдала, когда он, никчемный, покинул ее? Почему решила свести счеты с жизнью!

— О Аллах, благодарю тебя! Стократ благодарю, ибо ты уберег меня, подарив миг встречи с чудом… Подарив и радость настоящей любви… Что может быть лучше этого? Что может быть лучше мгновения, когда ты готова всю себя отдать ему, ему, единственному!

Суфия готова была вознести Всевышнему еще не одну хвалу, но тут распахнулась калитка, и… И на пороге появился тот, кого она только что назвала никчемным и постылым. На пороге стоял ее муж.

Он, глупец, отнес счастливую улыбку на лице девушки на свой счет.

— Здравствуй, моя прекрасная жена! Ты улыбаешься мне? Ты рада, что я вновь стою на пороге твоего дома?

Суфия почувствовала, что ее ударили по лицу. Вся радость жизни в единый миг покинула ее. «О Аллах, кто этот презренный, который посмел грязными ногами встать на свежие циновки?»

Почему-то мысль о циновках так оскорбила ее, что Суфия мигом пришла в себя. Она почувствовала, что душа ее одевается в ледяной панцирь презрения, а в глазах появляется холодная сталь гнева.

— Что ты делаешь здесь, незнакомец? Как посмел ты переступить порог дома, куда тебя не звали?

— О суровая красота… Ну почему ты не сменишь гнев на милость? Почему вновь называешь меня иноземцем? Ведь это я, твой муж…

— У меня нет мужа… — Суфия эти слова произнесла спокойно и гордо. Да, сейчас она знала, что одинока и свободна. Но это больше не ранило ее сотней кинжалов, не терзало разум. Ибо быть свободной, оказывается, не значит быть изгнанной. Это значит всего лишь, что ты вправе делать то, что считаешь нужным и достойным.

— У тебя есть муж! — в голосе Арно стало звучать раздражение. — Это я. Я пришел в свой дом. Пришел туда, где имею право находиться. Ибо этот дом купил я сам… Как и все, что находится здесь…

— Ты что-то путаешь, незнакомец… Все, что находится здесь, было куплено тем презренным, который назывался моим мужем, но предал меня, уйдя к другой женщине. К женщине, без которой он не мыслил себе ни дня своей новой жизни…

— Но я же пришел! Я понял, какой ошибкой было уйти к ней, понял, что лишь ты царишь в моем сердце…

— Ты вернулся поздно, незнакомец. Мой муж, уходя, сказал, что я могу с ним развестись сама, что он не знает странных обычаев моей родины… Вот я и поступила так, как мне велели мудрые обычаи родины. Я пошла к кади и заявила, что мой муж изменил мне с другой и что я не желаю быть замужем за изменником.

— Но когда же ты успела?.. Ведь не прошло и месяца, как я покинул этот дом…

— Мудрый кади, — продолжила Суфия, казалось, не обратив внимания на вопрос Арно, — верно оценил низкий поступок того, кто назывался моим мужем, и объявил, что теперь я свободная женщина.

— Но я же вернулся к тебе, моя любовь! Я обещаю, что отныне я буду с радостью встречать каждый день жизни, проведенный с тобой. Обещаю, что подарки мои будут самыми дорогими, а если захочешь, мы даже совершим путешествие к берегам моей далекой родины. Никто из твоих соплеменниц не сможет похвастаться таким… Все женщины вокруг будут тебе завидовать… Разве ты не хочешь этого?

— Я не знаю тебя, незнакомец… Я не хочу видеть тебя, иноверец… Я не верю ни единому твоему слову, предатель. Пошел вон из моего дома!

— Но, любимая! Пусти меня, дай мне насладиться тобой! Позволь показать тебе, сколь велика моя любовь!

— Уходи прочь, грязный иноземец… Ты мне смеешь предлагать свое тело, не побывав у лекаря… Ты посмел мне предложить то, что испакощено другой… Кто знает, какими болезнями наградила тебя твоя новая любовь… Должно быть, ты совсем лишился разума, если позволил себе так оскорбить меня!

О, как жгли душу Арно слова его жены… Ибо он надеялся, что она уже простила его. Что ему достаточно будет сказать «люблю», и она тут же распахнет свои объятия, что она готова будет принять его любого и в любой миг. По-прежнему не веря в ее слова, Арно проговорил:

— Прекраснейшая, да как бы я посмел оскорбить ту, что мне дороже всех богатств мира?!