Аляска – Крым: сделка века

Немного полноватое, соответствующее возрасту лицо; небольшие, но живые глаза, уголки которых несколько приопущены, с интересом обращали внимание на все подробности окружающего мира из-за стёкол очков; слегка ироничная улыбка, сопровождавшая мыслительный процесс в ходе прочтения бумаг; ухоженные руки, с профессиональным проворством справляющиеся с пером – все эти подробности указывали на аккуратного и спокойного государева человека. Мнение это, однако, стало бы чрезвычайно обманчивым, только его обладатель смог бы глянуть на князя в деле – то ли на приёме посольском, то ли на переговорах. За этим добродушным и покладистым видом скрывался напористый и неуступчивый человек, державший в уме сотни вариантов развития событий, знавший всех влиятельных особ Европы, сам влиявший на принятия решений при русском дворе и не только.

– Соизвольте, пока горячий… – Александр Карлович за годы своей службы успел изучить вкусы и пристрастия своего неизменного начальника и безошибочно научился их предугадывать. В этой черте секретаря просматривалось не плебейство, но искренняя преданность и уважение. Нынче у князя разболелось горло, он страдал сухим кашлем и старался не выходить за пределы здания на Дворцовой площади, где располагалось министерство иностранных дел. В очередной раз, услышав за дверью приглушенный кашель, секретарь министра Александра Михайловича Горчакова принялся собирать поднос, истребовав кипятка у кухарок снизу.

– Замечательно, замечательно… – задумчиво произнёс Горчаков, оторвав взгляд от бумаг, которые он внимательно изучал перед этим.

– Намедни с матушкой советовался, она бруснички велела передать. Сказала – кашель как рукой снимет. Велела вприкусочку, вместо сахара.

– Вы, Александр Карлович, печётесь обо мне лучшим образом, чем моя покойная супруга в своё время, – с нотой благодарности произнёс министр.

– Как же иначе, Ваша светлость, как же иначе…

Секретарь бесшумно поставил хрустальную вазочку с брусничным вареньем возле чашки с чаем на полированный столик рядом с диваном, и, между прочим, добавил:

– Из Зимнего корреспонденцию доставили ответную, от Государя. Сей момент принесу.

Через минуту на другом, меньшего размера, серебряном подносе, специально предназначенном для почты, секретарь принёс запечатанный сургучом конверт.

– Очень хорошо. Этого ответа я третий день жду, – Горчаков посмотрел сквозь конверт на окно, определив расположение депеши, и уверенный в её последующей целости, вскрыл конверт канцелярским ножом с ручкой слоновой кости, сломав предварительно сургучную печать с царским вензелем.

Не привыкший к назойливости, секретарь министра иностранных дел удалился к своему рабочему месту, оставив Горчакова наедине с документом.

До чая дело не дошло. Следовало царскую резолюцию вычитать и обдумать дальнейшие действия.

«В час пополудни пятницы в соответствии с указанным списком следует созвать весьма секретное совещание. Если здоровье Ваше не позволяет, можно у Вас, в Министерстве иностранных дел» – почерк у государя неразборчив, да и написано было, скорее всего, в спешке – читать пришлось пару раз.

Горчаков немного улыбнулся, отпив таки чай, который еще не успел остыть. Государь проявил почтение к его возрасту и состоянию здоровья, что было не только лестно, но и свидетельствовало о предрасположенности Его Императорского Величества к позиции Министерства иностранных дел в предстоящей дискуссии. Александр II в приближенном кругу не утруждал себя условностями и требовал от своих чиновников и единомышленников того же – искренности и честности, потому этот его выбор места для совещания говорил о многом.

Неспешно подойдя к столу, министр иностранных дел снял очки и принялся протирать линзы бархаткой, глядя в окно. Он так делал часто, когда задумывался, будто чистота стёкол непосредственно влияла на чистоту мысли.

Перед решающим раундом ум седого дипломата, словно в поисках подтверждения справедливости и взвешенности всех сделанных ранее шагов, возвращался к истории вопроса. Наконец Горчаков присел к полированному столику, на котором по-прежнему лежало его письмо государю с собственноручно наложенной высочайшей резолюцией. В подтверждение правильности своего хода мысли министр вернулся к его прочтению:

«… однако, взять на себя ответственность за «une conclusion isolée»[12], не рискну…»

Да, это был правильный ход. Нельзя забирать инициативу у Великого князя Константина Николаевича. Его позиция последовательна, известна, но излишним рвением можно было бы поставить его в арьергард. А это как минимум – не вежливо.

«Я хотел бы иметь возможность обсудить его в присутствии в. в-ва. Быть может, Вы соблаговолите разрешить, чтобы вопрос был обсужден под Вашим высоким председательством в узком комитете ввиду необходимости соблюдения непременной секретности, который будет состоять только из вел. кн. Константина, г-на Рейтерна и меня. Г-н Стекль мог бы быть приглашен ввиду своего знания местных условий».