Алиби

— Да, я была именно на ярмарке и там встретила Смитти. Он сидел в ресторане и слушал, как играет оркестр. Мы разговорились, и Смитти упомянул, что теперь он чистит ботинки в отеле “Чарлстон-Плаза”…

Смитти смущенно погладил себя по лысой голове.

— Извините, сэр, что не объяснил вам… Дело в том, что мне было стыдно…

— Почему? Разве ты что-нибудь натворил?

— Он не рассказал вам о странном поведении Стефи Манделл, — вставила Лоретта. — В прошлую субботу она появилась в вестибюле отеля сначала в спортивном костюме, потом — в белом гостиничном халате, а чуть позже снова в спортивном костюме для бега.

— Я тогда не придал этому значения, мистер Кросс, — сказал Смитти виновато. — Только в четверг, когда мисс Манделл показали по телевизору, я вспомнил, как она несколько раз переодевалась.

— Смитти не хотелось, чтобы из-за него у кого-то были неприятности, — пояснила Лоретта, — поэтому он никому об этом не сказал. За исключением Смайлоу…

— Смайлоу?!

Детектив, который успел подойти к Хэммонду, поспешил вмешаться.

— Когда ты сказал, что видел в субботу одного из заместителей окружного прокурора, — обратился он к Смитти, — я решил, что ты имеешь в виду Хэммонда!

— Нет, сэр, мистер Смайлоу. Я имел в виду это чудо в перьях — мисс Стефи Манделл. Извините, если я что-то вам напортил. Хэммонд положил руку на плечо Смитти:

— Спасибо, что сказали нам об этом сейчас. Позднее мы запишем ваши показания официально. — Он повернулся к Лоретте и добавил:

— И тебе тоже огромное спасибо.

Лоретта нахмурилась.

— Ты сцапал Стефи и без моей помощи, — проворчала она. — Но все равно ты должен мне выпивку. И массаж ног в придачу.

Хэммонд вернулся на свое место на трибуне. Видеокамеры продолжали жужжать, свет юпитеров слепил глаза, но на сердце у него теперь было легко. Напряжение, стальными обручами стискивавшее его грудь, исчезло.

Ни один человек не знал правды о нем и Юджин! Даже Лоретте не удалось найти ни одного свидетеля, который мог неожиданно возникнуть ниоткуда и под присягой показать, что в субботу вечером видел их с Юджин вместе. Никто ничего не знал, за исключением Фрэнка Перкинса, Рори Смайлоу, Дэви, Юджин и.., и его самого.

Когда Хэммонд вернулся на свое место на трибуне-возвышении, Монро Мейсон показал ему поднятые вверх большие пальцы. Даже Престон Кросс одобрительно улыбнулся сыну со своего места в зале. Он, несомненно, согласился бы со Смайлоу и сказал бы сыну: “Забудь о пустяках. Протяни руку и возьми, что тебе причитается”.

Хэммонд тяжело вздохнул. На грядущих выборах он был единственной проходной кандидатурой. Помешать ему не могла никакая, даже самая дикая случайность. По всей видимости, даже конкурентов у него не будет. Но стоила ли любая, самая высокая должность того, чтобы поступаться ради нее честью и уважением к себе? Простит ли он себе собственное малодушие?!

Радость и облегчение разом улетучились. Он бросил взгляд на Юджин и по выражению ее глаз мгновенно понял, что она знает, о чем он думает. Во всем зале она была единственным человеком, который мог разгадать его мысли. В понимающей улыбке Юджин Хэммонд прочел ответ на все свои вопросы.

В эти секунды он понял, как сильно любит ее.

— ..Прежде чем я продолжу, — сказал Хэммонд, вставая, — я хотел бы обратиться к человеку, чья жизнь подверглась непозволительному вмешательству со стороны властей. И теперь я приношу мисс Юджин Кэрти самые глубокие и искренние извинения как от лица своих коллег, так и всего округа в целом…

Хэммонд сделал паузу и обвел взглядом зал.

— Но это еще не все, — добавил он после секундного колебания. — Я должен также лично извиниться перед мисс Кэрти. Дело в том, что с самого начала расследования по этому делу я знал, что она не убивала Люта Петтиджона. Она признала, что в тот день побывала в его номере, но это было задолго до установленного следствием часа смерти. Кое-какие материалы, добытые полицией в лице мистера Смайлоу, указывали на то, что у нее мог быть мотив для убийства, и мисс Кэрти подверглась унизительным допросам. И я допустил это, хотя твердо знал, что она ни в чем не виновата. Дело в том, что у мисс Кэрти было совершенно неопровержимое, как мы говорим — железное алиби…

"Не будь дураком, никто никогда не узнает… Это сущий пустяк… Мы должны иногда нарушать правила, чтобы лучше сделать свою работу.” — все эти мысли пронеслись в голове Хэммонда в какую-то долю секунды, но он заставил себя закончить фразу и с облегчением произнес:

— Этим алиби был я…