– И что? Ну упырь, они все там хороши, – сказал Решетников, остановив запись. – Зачем ты это мне?
Даша молча вышла из кабинета. Из задумчивости Решетникова вывело появление Ольги в переговорной.
– А тебе что здесь еще надо? – досадливо пробормотал он и включил микрофон.
– Здравствуйте. Вы еще не уехали? Вам нужно более длительное алиби?
– Не знаю, что мне нужно. – Ольга села на диван. – Иногда мне кажется, что я бы просто ушла от мужа, и все. Но потом я понимаю, что нет, не могу. Вот если бы можно было как-то две жизни прожить, посмотреть, с кем лучше. Вы так не можете?
– Могу, – ответил Решетников, сдерживая злость.
– Мне нужно понять, что делать дальше. Это же не страсть, нет, страсть есть, но не она диктует нам… это… может, я люблю его? И пора менять все?
Решетников немного помолчал и сказал:
– Давайте вы пока на два дня съездите, если почувствуете, что надо больше, мы сделаем вам длительное алиби, устроим вторую жизнь.
– Спасибо.
– Счастливого пути.
Наблюдая, как за женой закрывается дверь, Решетников уже не мог сдерживаться и крикнул:
– Нет, ну какая же ты тварь, Оля!
В приступе ярости Решетников начал бить по клавиатуре кулаком, забыв, что на паузе стоит только что полученная от Даши запись. Заставив себя успокоиться, Петр переключил внимание на пресс-конференцию Рудова, которая шла своим чередом. По лицам всех сторонников будущего депутата было видно, что она проходит вполне успешно.
Решетников услышал вопрос журналиста:
– Вы уверены, что это ваши конкуренты подстроили? Все-таки это серьезные обвинения.
– Я просто задаю один вопрос, и вы его задайте: кому выгодно? – отвечал Рудов, лицо которого было исполнено праведного негодования.
Решетников еще раз промотал запись, присланную Дашей. «Да ты, дружок, натуральный извращенец», – пробормотал он. И, почти не колеблясь, принял решение, которое стало для него роковым.
В этот момент на экране, где раньше шла демонстрация ролика с девицами в латексе, начало демонстрироваться видео с горничной. Журналисты, помощники Рудова, сотрудники «Алиби» завороженно смотрели на экран. Поняв, что что-то пошло не так, Рудов обернулся и понял причину всеобщего оцепенения.
Все наблюдали, как побагровевший Рудов под смех журналистов покидает помещение.
Через несколько секунд Решетников получил СМС: «Тебе конец».
Петр прекрасно осознавал все грозящие ему последствия. Но сейчас все в нем клокотало от ярости. Обида, нанесенная женой, требовала возмездия. Пусть он не мог сейчас наказать ее, но защищать такого подонка, как Рудов, он, определенно, готов не был.
Глава 3
Ночью Решетников просматривал список постояльцев гостиницы, в которой ночевала его жена. Для начала он вычеркнул всех женщин и детей, оставив только мужчин, живущих в гостинице без сопровождения членов семьи. Всех, кто предположительно мог оказаться любовником Ольги, он стал искать в соцсетях. Кое-какие вводные данные у него были: у мужчины жена и двое сыновей – это сузило круг поисков до двух фамилий «Завадский» и «Смирнов». Думать больше было нечего. Завадский – тридцатилетний актер, находящийся, что называется, на пике популярности. Тем более что Смирнов оказался малопривлекательным мужчиной лет пятидесяти, да и жил он в Сочи, а в Выборг приехал в командировку.
Значит, Завадский – известный актер, играющий в романтических комедиях и транслирующий населению, как важно быть верным мужем…
Решетников взял со стола фотографии других людей и опустил их в шредер, не отрывая глаз от изображения Завадского. Затем взял телефон и набрал Жданова.
– На Раскольникова надо Завадского. И только. Я под него пишу, – заявил он, едва тот ответил на звонок.
– Что? А чего так поздно-то?
Решетников не ответил и повторил:
– Завадского нужно, хорошо? И я бы хотел с ним встретиться, поговорить над образом, как можно быстрее, сделаете?
– Давай утром, хорошо?
– Хорошо, но – чтобы Завадский, – настаивал Решетников.
– Я понял, понял. – Жданов отключился.
Решетников отправил в измельчитель фото Завадского. В этот момент в квартире отключилось электричество – скорее всего, выбило пробки. Листы застряли в шредере. Подсвечивая дорогу телефоном, Решетников вышел в прихожую и подошел к щитку. Действительно, пробки. Переключив тумблер, он вернулся в кабинет, вынул из шкафчика со своими наградами бутылку дорогого коньяка и устроился на диване.
В этот раз Достоевский был явно не в духе:
– Что ты ходишь ко мне? Напьешься и ко мне, я тебе что, психотерапевт?
– Может, я их убью, сяду в тюрьму, как вы, потом напишу что-нибудь из подполья, а?
– Идиот. Я не за убийство сел.
– Ну вы же тюрьму благодарили. Вдохновение через страдание приходит, так же? – Решетников покачал головой, явно не согласившись. – Моя жена трахается с Завадским, – произнес он после паузы.
– Радуйся, что просто с Завадским. А не с Маяковским или Чеховым.
– И все равно. Мне больно. Я унижен, немного раздавлен.
– Вот и пиши про это, кровью своей пиши, но чтобы весело, как ты умеешь. А теперь иди, спи, а то всю ночь со мной тут просидишь, тебе спать надо и бухать меньше. И берись за работу. Начинай писать. Серьезно.