Алиенист

И это, внезапно осознал я, было самым страшным из всего, что я до сих пор узнал о Джоне Бичеме. Совершенно буднично он присел над аккуратной стопкой одежды, извлек из нее громадный нож и направился к нам. Его рельефное тело, почти лишенное растительности, сверкало в лунном свете, словно выточенное из мрамора. Подойдя, он остановился, широко расставив ноги, затем нагнулся над нами и поочередно посмотрел нам в глаза: сначала Крайцлеру, потом мне.

– Всего двое, – сказал он, покачивая головой. – Это было глупо – глупо.

Он поднял нож, действительно, очень похожий на тот, что Люциус показывал нам у Дельмонико, и, прижав лезвие плашмя к правой щеке Ласло, принялся водить по лицу моего друга. Ласло, внимательно следивший за каждым движением его руки, осторожно произнес:

– Яфет…

Бичем злобно зарычал и тыльной стороной левой руки жестко ударил моего друга в висок.

– Не смей говорить это имя! – Он весь кипел от ярости. Нож вернулся к скуле Ласло, и Бичем легонько нажал на него; по щеке Крайцлера скользнула капля крови. – Не смей говорить это имя… – Бичем выпрямился и сделал глубокий вдох, словно бы подобный всплеск эмоций был чем-то недостойным. – Вы искали меня, – сказал он и впервые за все время улыбнулся, обнажив большие пожелтевшие зубы. – Вы пытались следить за мной, но на самом деле следил за вами я. – Улыбка тут же исчезла, словно ее и не было. – Хотите посмотреть? – Он указал ножом на мальчика. – Тогда смотрите. Он умрет первым. Чисто. В отличие от вас. Вы глупые и никчемные – вы даже не смогли остановить меня. Глупые никчемные животные – вас я разделаю

живьем.

Когда он зашагал к мальчику, я прошептал Крайцлеру:

– Что он собирается делать?

Ласло еще не оправился от последствий затрещины.

– Мне кажется, – отозвался он, – что он собирается убить этого мальчика. И, я думаю, он хочет, чтобы мы за этим наблюдали. После чего…

Я заметил, как по щеке Крайцлера продолжает течь кровь.

– Вы как?

– Ай… – буркнул он в ответ, показывая, насколько мало его волнует наша дальнейшая судьба. – Глупость куда болезненнее. Мы прекрасно знали, что человек, которого мы преследуем, – прекрасный скалолаз, и тем не менее нас удивляет, что он справился с обычной каменной кладкой и зашел нам в тыл…

Тем временем Бичем склонился над связанным мальчиком.

– Зачем он разделся? – спросил я.

Ласло секунду изучал убийцу, потом ответил:

– Кровь. Он не хочет запачкать одежду.

Фигура перед нами отложила нож и принялась гладить извивающееся юное тело.

– Но ведь это не единственная причина? – продолжал Ласло с некоторым удивлением.

На лице Бичема по-прежнему не отражалось ничего – ни гнева, ни похоти. Он коснулся торса мальчика, провел по его конечностям – безразлично, как хирург в анатомическом театре; на мгновение он замер лишь в тот момент, когда его рука достигла гениталий жертвы. Несколько минут он поглаживал их, затем зашел мальчику за спину, одной рукой лаская его обращенные к небу ягодицы, а другой потирая свой член. Я живо представил, что за этим последует, и мне стало так дурно, что я отвернулся.

– Но я думал… – пробормотал я чуть ли не с негодованием, – я думал, он не насилует их.

Ласло продолжал наблюдать.

– Это не значит, что он не пытается, – рассудил он. – Это очень сложный миг, Джон. Он писал, что не «осквернял» детей. Но кто сказал, что он не пытался это сделать?

Я повернул голову и увидел, что, поглаживая мальчика, Бичем, похоже, так и не смог вызвать у себя эрекцию.

– Что ж, – брезгливо подытожил я, – если он так хочет это сделать, почему же…

– Да потому что фактически он этого не хочет, – ответил Крайцлер. Его и так вытянутая шея вытянулась еще больше, когда он кивнул, наконец понимая истинный смысл разворачивающейся перед нами драмы. – Он ощущает маниакальную силу толкающую его на это, как и на убийство, – но это не желание. И хотя он может заставить себя убить, принудить себя к изнасилованию он не может.

Словно в ответ на заключение Ласло, Бичем взвыл от укоренившегося в нем разочарования и простер к небесам ручищи, сотрясаясь всем телом. Затем снова посмотрел вниз, обошел мальчика, склонился и сомкнул длинные пальцы на его горле.

– Нет! – вдруг крикнул Крайцлер. – Нет, Яфет, ради бога, ты же не хочешь этого…

– Не говори это имя! – заорал в ответ убийца, а мальчик захрипел и принялся извиваться под его руками. – Я убью тебя, грязный…

Неожиданно слева раздался чей-то голос, показавшийся мне очень знакомым:

– Никого ты больше не убьешь, жалкий ублюдок.

Несмотря на жуткую боль в шее, я быстро повернул голову и увидел Коннора – он быстро шагал по променаду с внушительным револьвером «уэбли» калибра. 445 в руке. За спиной Коннора маячили две фигуры, уже обретшие черты старых знакомых: те же громилы, что преследовали нас с Сарой у Санторелли и следили за нами до фермы Адама Дьюри; это их мне пришлось так бесцеремонно ссадить с поезда Бостон – Нью-Йорк. Хитрые глазки Коннора сжались в щелочки, когда он шагнул навстречу Бичему:

– Ты что, не слышал меня? Отвали от пацана.